Выбор Гамильтона был плохим, но он был единственно возможным кандидатом для выполнения этой задачи. Ни один англичанин не смог бы общаться с шотландцами в то время, не вызвав у них резкого неприятия. Поэтому нужно было выбрать шотландца, который сохранял верность королю, обладал властью, пользовался уважением у беспокойных соплеменников и был способен общаться с ними. Лорд Лорн, наиболее могущественный член Тайного совета в Шотландии, был исключен из кандидатов, так как все знали, что он уже однажды выступил против нового молитвенника. Все дело было в том, что только три человека могли стать претендентами: маркиз Хантли, герцог Леннокс и маркиз Гамильтон. Хантли, вождь клана Гордонов, держался в стороне от ковенантеров и смотрел на них свысока, но, по идее, был предан королю. «Вы можете отрубить мне голову, – скажет он через несколько месяцев, – но сердце мое останется с сувереном». Хантли мог произнести хорошую речь, но на что еще хорошее он был способен, никто точно не знал. Он провел большую часть своей жизни во Франции в качестве капитана славной шотландской гвардии французского короля и вернулся в Шотландию за два года до смерти отца. Его отец был католиком, мать, которая была еще жива, так же была привержена католицизму, как и многие из его клана. Сам он исповедовал непонятно какую веру, и, хотя его жена и дети были протестантами, он давал приют и защиту приверженцам старой веры на всей территории клана. Его жена была сестрой Лорна, и Хантли заложил значительную часть своих земель шурину, но так полностью и не выпутался из долгов. Будь он назначен специальным посланцем короля, ему было бы трудно появиться в Эдинбурге, где проживали его основные кредиторы. Несмотря на древность рода и красивую внешность, его запутанные долговые дела вызывали к нему только презрение.

Следующим среди претендентов был молодой Леннокс. Король доверял ему и хорошо знал его, с его способностями у него было больше шансов на успех, чем у Гамильтона, хотя у него практически не было опыта и он не отличался особым интеллектом. Но, как и у Хантли, у него были тесные связи с католиками: один его брат был священником, другой только что женился на католичке. Ходили слухи, что сам Леннокс был новообращенным католиком. Поэтому с неизбежностью оставался один Гамильтон, этот наиболее злополучный из всех соратников короля. Неопытный, честолюбивый и глупый, Гамильтон не был ни столь плох, ни столь могуществен, как об этом думали его современники. В их представлении на протяжении последующих одиннадцати лет он стал законченным предателем.

Те тяжкие обвинения со временем потеряли свою силу. Епископ Бернет в своей апологии, написанной много лет спустя, прикрыл явный провал Гамильтона неким флером приличия. Официальная история в значительной степени забыла о нем. Другие исторические персонажи в Шотландии и Англии возвышаются над ним – Аргайл, Монтроз, Страффорд, Руперт, Хайд да и сам король.

В ту эпоху ему исполнилось тридцать с небольшим лет; это был человек приятной наружности, с величавыми манерами и тяжелым слогом речи, который произвел впечатление на короля и позабавил его. В детстве он был пажом Карла, чуть ли не фаворитом. Ему была присуща врожденная осторожность, которая удерживала его от опасных предприятий. Он был готов на героические поступки и командовал войсками, защищая протестантское дело в Германии, но шведские и немецкие союзники постоянно жаловались на его некомпетентность, так что он был снят со своего поста. Но это не обескуражило его, Гамильтон продолжал верить, что он великолепный солдат и что король разделяет это мнение. Карл был действительно искренне привязан к нему, это была та редкая, глубокая, прочная дружба, которая не видит ошибок.

Гамильтон верил не только в то, что он настоящий солдат, но и в свои способности дипломата. В его действиях прослеживалась одна необъяснимая особенность – его левая рука не знала, что делает правая, да и странно было ожидать от него что-либо иного. Его мастерству создания различных политических проектов мог бы позавидовать сам Макиавелли, если бы у него существовал единый план для их осуществления. Но такого плана не было. Кроме всяких предрассудков и убеждения в собственной значимости, он не имел перед собой никакой цели. Хотя даже его враги признавали за ним, кроме негативных черт характера, некоторые добродетели. Он был человеком уравновешенным, ему не была присуща жестокость, его подчиненные говорили о нем как об «одном из лучших хозяев для вассалов и слуг в нашем королевстве». Он был всегда вежлив в общении с теми, кто был ниже его по положению, что было необычным для того времени. Гамильтон получил назначение 8 мая, и в тот же день он и Карл отправили письма в Шотландию. Король повелевал своему Совету собраться 8 июня в Далките на встречу с его специальным уполномоченным. Гамильтон просил в письме своих друзей и арендаторов в Шотландии встретить его 5 июня в Хаддингтоне.

Подготовка к путешествию на север была прервана в связи с внезапной смертью его жены. Брак состоялся, когда он еще был в молодом возрасте и во многом против его воли, и то безразличие, с каким двор встретил известие о ее смерти, свидетельствовало, что, по-видимому, между супругами не было глубокого чувства. Бернет утверждал, что Гамильтон слишком поздно понял, насколько близка была ему жена, и глубоко сожалел об этом. Это было вполне вероятно, потому что, несмотря на несколько брачных предложений, он так и не женился вторично. И еще одну загадку скрывает этот странный человек. Когда умерла его жена, у него на руках оставалось трое маленьких сыновей и две дочери. В течение последующих двух лет, когда Гамильтон погрузился в круговорот политических дел, все трое его сыновей один за другим умерли. Эти смерти, как и смерть его жены, почти не вызвали отклика у современников. Что скрывается за этим сдержанным молчанием, мы не знаем. Но если Гамильтон и не мог быть трагической фигурой в истории, то мог бы стать, при ближайшем рассмотрении, фигурой достаточно патетической.

Когда Гамильтону поручили отправиться с особой миссией в Шотландию, он почувствовал некую тревогу. Поэтому, с мыслью о своем будущем, обратился к королю с личной просьбой дать ему заверение, что, каким бы ни был исход дела, он не лишится его милости. Получив такую гарантию, он целую неделю обсуждал с королем свои будущие планы. Инструкции короля были достаточно ясны. Предусматривалась только одна уступка: Карл временно отменит свой указ о введении