– А зверей тут быть не может? – опасливо спросила Вика.

– Что им тут делать? – пожал плечами Мазур. – Этотолько в кино в таких развалинах полно волков с вурдалаками... – и, неколеблясь, свернул к дому с относительно целой крышей. – Вот тут иобоснуемся, нет разницы...

– Думаете, о н и отстанут? – спросил доктор.

– Думаю, – сказал Мазур. – Мы ж не диверсанты, аони не полк СС, это охота, не забывайте. Вот когда мы прорвемся подальше отздешних мест, они зашевелятся, уверен, устроят жуткое браконьерство. А пока нетим причин особо беспокоиться...

Он и в самом деле так думал. Действия охотника, дажеподобного Прохору, всегда укладываются в определенную логику. Вряд ли Прохорстанет устраивать ночное нападение – учитывая специфику дичи, онообернется встречным боем. Ночью, в тайге, в заброшенной деревне шансы нагана иохотничьего ружья, в общем, равны. Да и здешний Соколиный Глаз в темнотелишится всех своих преимуществ. А собаки ничем не помогут: Мазур знал, что делал,заставив всех еще до того, как вышли к мостику, снять обувь и прилежно тащитьее в руках...

Последний фокус в обуви, теперь он не сомневался. Очень ужхорошо помнил поведение собак. Едва достигнув того места, где беглецыразувались перед тем, как пройти по равнине, лайки потеряли след. Так и должнобыть: лайка – собака особая, за тысячелетия натасканная исключительно на зверя,адские труды и нешуточное количество времени потребуется, чтобы воспитать изнее нечто вроде лагерной овчарки... Невероятно сложно сделать из добрякасенбернара служебно-розыскную собаку, из болонки – ищейку, а из лайки –охотника за людьми. Генотип не тот. Когда невезучий толстяк выскочил изукрытия, лайки проявили кое-какое любопытство – и не более того. Они не виделив бегущем дичь, добычу.

Значит, весь подвох в кроссовках – голову можнопрозакладывать, обработаны чем-то весьма стойким, источают аромат, которыйчеловек не чувствует, а вот охотничья собака ловит ноздрями мгновенно. Лайкиидут не за людьми, а за следами их обуви. Но от такого открытия ничуть не легче– весь путь босиком не пройдешь, заменять обувь нечем...

Вошли во двор – пройдя по упавшим половинкам ворот. Дома,очень похоже, тоже сложены из лиственных бревен, Мазур осторожно похлопал постене и вновь не ощутил ни следа трухлявости, потрогал ногой нижнюю ступенькукрыльца – выдержала.

Потом поймал за косу Ольгу, приободрившуюся было и совсембыло собравшуюся пройти в дом первой. Почти не ощущая неловкости, поклонился игромко проговорил:

– Пусти, дедушка, прохожих людей переночевать, душевнопросим...

Слишком прочно в нем засели кое-какие наставления,полученные в детстве. В таких местах, право же, нужно сначала вежливопопроситься на ночлег, а уж потом входить. Разное бывает, и не обязательноврут...

За спиной фыркнул Егоршин.

– Не фыркайте, не фыркайте, – не оборачиваясь, бросилМазур. – Не в городе. Как писал один классик – где крещеный народ долго неживет, не мудрено кому другому поселиться...

– Вы серьезно?

– Вы городской? – ответил Мазур вопросом.

– Ага.

– Вот и приберегите жизненный опыт для города...

Входная дверь была распахнута настежь. Мазур мимоходомпопытался ее притворить. И на миллиметр не сдвинулась, похоже, петли намертвоприржавели. Обширные сени. Широкая лавка у стены, рассохшаяся бочка в углу,какое-то тряпье. Глаза легко привыкли к полумраку, как-никак и на улице было несветлее, да к тому же в окна проникали серебристые полосы лунного света, иМазур хорошо мог рассмотреть все вокруг. Правда, особенно рассматривать инечего: большая горница, пыли почти нет – в лесных брошенных домах пыли почтичто и не заводится, это вам не городская квартира – еще одна лавка у стены,корявый табурет рядом, вот вам и вся меблировка. В углу, который вполне можнопоименовать красным, виднеется широкая полочка, определенно божница, но там невидно ни одной иконы. Подойдя, Мазур обнаружил лишь крохотный огарок свечи,который немедленно сунул в карман – в его положении любой трофей годился.

Стена оклеена газетами. Он без малейших усилий оторвалневесомый, сухой, как пыль пустыни, клок – края рассыпались подпальцами, – подошел к окну и, напрягая глаза, попытался прочитать парустрочек. Кого-то там торжественно встретил маршал Булганин – это легкаяпривязка к хронологии, ага, и про дорогого Никиту Сергеевича...

– Что пишут? – спросила Ольга.

– Когда писали, тебя еще на свете не было, – сообщилМазур. – Вас, друзья, впрочем, тоже. Да и я без штанов бегал...

– Где же люди? – пожала плечами Вика.

– Кто их знает, – сказал Мазур. – Деревушек таких– море. Старики умерли, а молодые в город подались. Если было тут молодоепоколение... Так что не ждите, не будет вам скелетов в живописных позах, всегораздо будничнее происходило.

– И слава богу... – пробормотала Вика.

– Располагайтесь, – сказал Мазур. – Банкукто-нибудь откупорьте, хлеба порежьте... Вон там, в огороде, сортир стоит, ноне советую его навещать – доски прогнить могли, еще провалится кто.

– Вымыться бы, – мечтательно протянула Вика. – Натри метра потом шибает, сама чувствую...

– Тоже дело, – согласился Мазур.

Подошел к окну, оперся рукой на подоконник и одним рывкомбесшумно выбросил тело в огород, по-сибирски огромный, протянувшийся до самойречушки. Сейчас огород являл собою причудливые заросли, среди которых все жевыделялись бывшие грядки. Он осторожно двинулся вперед, разводя руками плетиодичавшего гороха – увы, стручков не видно, птицы, скорее всего, постарались...ш-шит!

Из зарослей над самой землей на него таращились два зеленыхглаза.

– Тьфу ты, – тихонько сказал сам себе Мазур в целяхнервной разрядки, сделал резкое движение в ту сторону.

Что-то небольшое, продолговатое, черное опрометью унеслось кпокосившемуся забору, с жутким хрустом проламываясь сквозь сухие плети гороха.Он успел разглядеть – кошка, определенно. Остались здесь и, конечно,одичали.

Вышел к месту, где правильными рядами торчали сгнившие,покосившиеся палки – подпорки для помидорных кустов. Сами помидоры, конечно,вымерли, как динозавры, – этот овощ любит обильную поливку и безчеловеческой заботы не выживет. То же и с огурцами. А вот тыквы он нашел, целыхдве штуки, и здоровенные. Возле забора надергал охапку жестких перьевлука-батуна. Вернулся к дому, передал в окно свою добычу, сообщив:

– От дедушки Мороза...

И опять прошел в огород. Ничего съедобного больше неотыскал, зато обнаружил аж три громадных бочки, вкопанных в землю до верхнихободьев и соединенных с речушкой выложенными досками канавками – ну, это намзнакомо, вместо колодца... Клепки изрядно рассохлись, но незамысловатаямеханика все еще служила, и в бочках стояла вода, нагретая солнцем. Правда, тамбыло изрядно мягкой зеленой плесени, но, если не привередничать, в их положенииза ванну вполне сойдет.