Тед говорил про Уильяма Голдинга и про то, что он назвал“деутопической фантастикой”, перешел к “Машине времени” Герберта Уэллса, указална возможную связь морлоков и элоев с Джеком и Ральфом на острове Голдинга. Онговорил о том, что назвал “единственным оправданием литературы”, — исследованиипроблем невинности и знания, добра и зла. Под конец этой импровизированнойлекции он упомянул роман под названием “Изгоняющий бесов”, в которомрассматривались обе эти проблемы (“в популярном аспекте”), и внезапно умолк.Потом тряхнул головой, словно проясняя мысли.

— Что не так? — Бобби отхлебнул шипучки. Рутбир емупо-прежнему не очень нравился, но ничего другого в холодильнике не было. Ишипучка была все-таки холодной.

— О чем я думаю? — Тед провел рукой по лбу, будто у неговдруг разболелась голова. — Он же еще не написан.

— Это как же?

— Никак. Я заговорился. Почему бы тебе не пойти погулять,поразмяться? А я, пожалуй, прилягу. Ночью мне не очень спалось.

— Ладно. — Бобби решил, что свежий воздух — пусть дажежаркий свежий воздух — может пойти ему на пользу. И хотя слушать Теда было оченьинтересно, у него мало-помалу возникло ощущение, будто стены комнаты сдвигаютсявсе теснее и теснее. Все потому, что он знает, что Тед уезжает, решил Бобби.Вот и грустный стишок: знает, что он уезжает.

На секунду, когда он пошел к себе в комнату за бейсбольнойперчаткой, ему вспомнилось кольцо для ключей из “Угловой Лузы” — он собиралсяподарить его Кэрол, чтобы она знала, что она — его девочка. Потом он вспомнилГарри Дулина, Ричи О'Мира и Уилли Ширмена. Они же где-то там. Если изловят егосовсем одного, наверняка исколошматят. В первый раз за два-три дня Боббипожалел, что рядом нет Салла. Салл был еще совсем зеленый, как и он, но крутой.Дулин с дружками могут его вздуть, но Салл-Джон заставит их заплатить за этучесть. Эс-Джей, однако, был в своем лагере, а от если бы да кабы толку нет.

Бобби даже не подумал остаться дома — не может же он вселето прятаться от таких, как Уилли Ширмен! Нет, он хвоста не подожмет, однако,спускаясь с крыльца, он напомнил себе, что должен соблюдать осторожность и следить,не появятся ли они. Только бы увидеть их вовремя, и никаких проблем!

Занятый мыслями о сентгабцах, Бобби вышел из № 149, позабыво кольце с брелоком, своем особом сувенире, который остался там, на полке вванной рядом с зубной щеткой в стакане — там, где он оставил его накануне.

***

Он словно бы исходил вдоль и поперек весь Харвич — поБроуд-стрит в Коммонвелф-парк (на поле В — ни единого сент-габца. Тамтренировалась команда Американского легиона, отгоняя мух под жарким солнцем),из парка на городскую площадь, с городской площади на вокзал. Когда он стоялтам в маленьком газетном киоске под пешеходным мостом через пути и разглядывалроманы в бумажных обложках (мистер Бертон, киоскер, позволял стоять и смотреть,если не трогать “товар”, как он выражался), вдруг загремел городской гудок, иоба вздрогнули.

— Матерь Божья, что это? — сердито спросил мистер Бертон. Онопрокинул на пол коробку со жвачкой и теперь нагнулся подбирать. — Сейчас жевсего четверть двенадцатого!

— И правда рано, — согласился Бобби, а потом вышел изкиоска. Ему расхотелось разглядывать книги. Он направился к Ривер-авеню и подороге заглянул в пекарню “Тип-Топ” купить половинку вчерашнего батона (двацента) и спросить Джорджи Салливана, как там Эс-Джей.

— Отлично, — сказал старший брат Эс-Джея. — Мы получили отнего открытку во вторник про то, что он стосковался по всем нам и хочет домой.Вторую мы получили в среду о том, что он учится нырять. А сегодня утром пришлаоткрытка о том, что он еще никогда так замечательно не проводил время. И хочетостаться там навсегда. — Он засмеялся — здоровый ирландский парень двадцати летс могучими ирландскими плечами и руками. — Он-то, может, и остался бы, толькомать без него совсем извелась бы. Уток кормить нацелился?

— Ага. Как всегда.

— Не давай им щипать себя за пальцы, Эти чертовы речные уткиполны всякой заразы. Они…

На городской площади часы муниципалитета начали отбиватьдвенадцать, хотя еще и половины двенадцатого не было.

— Да что сегодня такое? — спросил Джорджи. — То гудокпрогудел раньше времени, а теперь чертовы городские часы убежали вперед.

— Может, от жары, — предположил Бобби.

— Ну-у-у… — Он с сомнением посмотрел на Бобби. — Объяснениене хуже других.

"Угу, — подумал Бобби, выходя на улицу. — И кудабезопаснее некоторых других”.

***

Бобби пошел к Ривер-авеню, покусывая на ходу хлеб. К томувремени, когда он нашел свободную скамейку на берегу реки Хусатоник,значительная часть половинки батона уже успела исчезнуть у него в животе. Изкамышей вперевалку появились утки, и Бобби принялся крошить для них остаткибатона, по обыкновению посмеиваясь над тем, как жадно они кидались заброшенными кусками, и над тем, как они запрокидывали головы, чтобы проглотитьсхваченный кусок.

Через некоторое время у него начали слипаться глаза. Онпосмотрел на реку, на узоры отраженного света, скользящие по ее поверхности, иему захотелось спать еще больше. Ночью он спал, но его сон не принес с собойотдыха. Теперь он задремал, зажимая в кулаке хлебные крошки. Утки покончили стем, что было рассыпано в траве и придвинулись ближе к нему, тихо задумчивопокрякивая. В двенадцать двадцать куранты на городской площади пробили двачаса. Прохожие покачивали головами и спрашивали друг у друга, куда идет мир.Бобби все глубже уходил в дремоту, и когда на него упала тень, он не увидел ееи не почувствовал.

— Э-эй, малыш!

Голос был негромкий и напряженный. Бобби выпрямился,судорожно вздохнув. Кулаки у него разжались и рассыпали оставшиеся крошки.Снова у него в животе заклубились змеи. Это не был Уилли Ширмен, или РичиО'Мира, или Гарри Дулин — он знал это даже во сне. Но он почти пожалел, что этоне кто-то из них. Или даже пусть все трое. Кулачная расправа это еще не худшее,что может случиться. Да, не худшее. Черт, и как это он умудрился заснуть?

— Малыш.

Утки наступали Бобби на ноги, дрались из-за неожиданнообильного угощения. Их крылья задевали его лодыжки и икры, но ощущение это былодалеким-далеким. Он видел на траве перед собой тень мужской головы. Мужчинастоял позади него.

— Малыш!

Медленно со скрипом Бобби обернулся. На мужчине будет желтыйплащ, а на нем будет глаз — сверлящий красный глаз.

Но на стоявшем позади мужчине был бежевый летний костюм,пиджак топорщился над брюшком, которое начинало наливаться в брюхо, и Боббисразу понял, что это не один из них. Глаза не зазудели сзади, поле зрения неисчертили черные нити.., но самое главное было, что это не тварь,прикидывающаяся человеком, а настоящий человек.