— Нет…

Ее глаза устремлены на его. Его пальцы на ее руке спускаютсяи поднимаются.., спускаются и поднимаются. А зрачки — будто медленное биениесердца. Бобби увидел, как Кэрол села в кресле поудобнее. Она все еще держалапояс, а когда Тед прервал поглаживание, чтобы прикоснуться к тыльной стороне ееладони, Кэрол послушно поднесла пояс к лицу.

— Да-да, — сказал он, — боль поднимается от своего источникак мозгу. Когда я вправлю твое плечо, боли будет много, но ты перехватишьзначительную ее часть у себя во рту и не пустишь в мозг. Закусишь ее в зубах иудержишь на поясе Бобби, так что только ее частички доберутся до твоей головы,где бывает больнее всего. Ты меня понимаешь, Кэрол?

— Да… — Ее голос стал каким-то далеким. Она выглядела совсеммаленькой в кресле с высокой прямой спинкой, одетая только в шортики икроссовки. Зрачки Теда, заметил Бобби, перестали расширяться.

— Сунь пояс себе в рот.

Она вложила пояс между губами.

— Кусай его, когда будет больно.

— Когда больно.

— Перехватывай боль.

— Буду перехватывать.

Тед в последний раз провел массивным указательным пальцем отее локтя до запястья, потом посмотрел на Бобби.

— Пожелай мне удачи.

— Удачи! — горячо сказал Бобби.

Откуда-то издали, дремотно, Кэрол Гербер сказала:

— Бобби швырнул в него уткой.

— Правда? — спросил Тед. Очень-очень мягко он сомкнул пальцылевой руки на левом запястье Кэрол.

— Бобби думал, что этот человек — низкий человек. Тедпосмотрел на Бобби.

— Не в этом смысле низкий, — сказал Бобби. — Просто… Да ну,не важно.

— Тем не менее, — сказал Тед, — они очень близко. Городскойгудок.., куранты…

— Я их слышал, — угрюмо сказал Бобби.

— Я не буду ждать, пока твоя мать вернется вечером, — несмею. День проведу в кино, или в парке, или еще где-то. На крайний случай вБриджпорте есть ночлежки. Кэрол, ты готова?

— Готова.

— Когда начнется боль, что ты сделаешь?

— Поймаю ее. Зажму зубами в пояс Бобби.

— Умница, девочка. Десять секунд, и ты почувствуешь себякуда лучше.

Тед глубоко вздохнул, потом протянул правую руку так, чтоладонь нависла прямо над сиреневым бугром в плече Кэрол.

— Сейчас начнется боль, деточка. Будь храброй. Не десятьсекунд и даже не пять. Бобби показалось, что все произошло в одно мгновение.Край правой ладони Теда нажал на шишку, выпиравшую из плеча Кэрол. Одновременноон резко дернул ее левую руку за запястье. На щеках Кэрол выступили желваки —она впилась зубами в пояс Бобби. Бобби услышал щелчок, вроде того, которыйиногда слышал у себя в шее, когда она затекала, а он ее поворачивал. Бугор вплече Кэрол исчез.

— Есть! — воскликнул Тед. — С виду все в порядке! Кэрол? Онаоткрыла рот, из него выпал пояс Бобби и лег поперек ее коленей. Бобби увиделцепочку крошечных точек, вдавленных в кожу: она почти прокусила пояс насквозь.

— Совсем не больно! — сказала она с удивлением. Провелаладонью к тому месту, где сиреневатость становилась густолиловой, коснулась егои вздрогнула.

— Будет побаливать неделю или около того, — предупредил ееТед. — И по меньшей мере полмесяца не поднимай этой рукой ничего тяжелого иничего ею не бросай. А не то головка может снова выскочить из ямки.

— Я поберегусь. — Теперь Кэрол не боялась смотреть на своеплечо и продолжала осторожно прикасаться к синяку кончиками пальцев.

— Сколько боли ты поймала? — спросил у нее Тед, и, хотя лицоТеда сохраняло серьезное выражение, Бобби почудилась в его голосе легкаяулыбка.

— Почти всю, — сказала она. — Больно почти совсем не было.

Однако, не успев договорить, она привалилась к спинкекресла. Глаза у нее были открыты, но смотрели в никуда. Кэрол второй разпотеряла сознание.

***

Тед велел Бобби намочить полотенце и принести ему.

— В холодной воде, — добавил он. — Выжми, но не оченьсильно.

Бобби вбежал в ванную, схватил личное полотенце с полки надванной и намочил его в холодной воде. Нижняя половина окна там была из матовогостекла, но если бы он поглядел через верхнее прозрачное стекло, то увидел бы,как к дому подъехало такси с его матерью. Но Бобби не поглядел, он старательновыполнял поручение. Не вспомнил он и о кольце с зеленым брелоком, хотя онолежало на полке прямо перед его глазами.

Когда Бобби вернулся в гостиную, Тед опять сидел в кресле свысокой спинкой, держа Кэрол на коленях. Бобби заметил, какими загорелыми ужебыли ее руки по сравнению с остальной кожей, которая была чисто и ровно белой(кроме лиловых синяков). “У нее на руках словно надеты нейлоновые чулки”, —подумал он, и ему стало немножко смешно. Глаза у нее начали проясняться иследили за движениями Бобби, когда он пошел к ней. Но все равно Кэрол выгляделане очень чтобы — волосы спутаны, лицо все в поту, а между ноздрями и в уголкерта подсыхали ниточки крови.

Тед взял полотенце и начал вытирать ей щеки и лоб. Боббивстал на колени у ручки кресла. Кэрол чуть-чуть выпрямилась, благодарноподставляя лицо прохладной влажности. Тед стер кровь у нее под носом, потомположил полотенце на угловой столик. Он откинул слипшиеся волосы Кэрол с еелба. Когда пара прядей снова упала ей на лоб, он занес руку, чтобы снова ихоткинуть.

Но прежде входная дверь громко хлопнула. По вестибюлюпростучали шаги. Ладонь на мокром лбу Кэрол замерла. Глаза Бобби встретились сглазами Теда, и они обменялись одной мыслью: мощная телепатия, состоявшая изединого слова: “ОНИ”.

— НЕТ, — сказала Кэрол, — НЕ они, Бобби. Это твоя ма… Дверьв квартиру открылась, и в ней возникла Лиз. С ключами в одной руке и шляпкой(той, что с вуалеткой) в другой. Позади нее по ту сторону вестибюля дверь вжаркий мир снаружи была открыта. Бок о бок на крыльце, на коврике с “Добропожаловать” стояли два ее чемодана, там, куда их донес таксист.

— Бобби, сколько раз я тебе повторяла, чтобы ты запирал этучертову…

Тут она умолкла. Потом годы и годы Бобби вновь и вновьпроигрывал этот момент, видел все больше и больше того, что увидела его мать,когда вернулась из своей катастрофической поездки в Провидено: ее сын наколенях у кресла, в котором старик, который ей никогда не нравился и не внушалдоверия, сидит с девочкой на коленях. У девочки ошеломленный вид. Ее волосыслиплись от пота. Блузка с нее сорвана — лоскутья валяются на полу — и, хотя еесобственные глаза сильно заплыли, Лиз, конечно, заметила синяки Кэрол — один наплече, один на ребрах, один на животе.