– Угадал.

Али-паша досадливо ударил кулаком по луке седла:

– То-то ты дрался так… знакомо. Ну да ладно. Надеюсь,всемилостивейший Аллах мне простит, что я поставил на тебя… хотя и сомневался.А так как все ставили на Абдуллу, то я выиграл у всех…

– Деньги что, – сказал Засядько, – зато они ещераз убедились, что ты пашой стал не зря.

– Потеряв деньги, – засмеялся Али-паша, – всеумнеют! И я умнел… Только я умнел быстрее других. Ты прав, больше уважатьбудут. Женщина твоя.

Он повернул коня, поехал прочь. Засядько отдал ятаганхозяину, тот сказал со смешанным чувством:

– Хоть я проиграл десять монет, зато буду рассказывать, чтомоим ятаганом убит могучий Абдулла Емельбек, которому не было равных!

Он вскочил на коня и, гикнув люто, пустил его галопомдогонять отряд. Кэт, трепещущая и запуганная, протиснулась к Засядько. Олянаконец сумела перебраться к нему на руки, тут же обняла за шею, запечатлелажаркий поцелуй на щеке. Кэт прошептала:

– Господи, Саша… Вы так рисковали!

Она дрожала и отводила взор от обезглавленного тела в лужекрови. Афонин, улыбаясь как крокодил, подал шпагу. «Спрошу позже, – решилЗасядько. – Похоже, все-таки ставил на меня. Ишь, довольный! Да, наверное,лояльность моих солдат не позволила ставить на янычара. У русскихстадность выше личной выгоды».

– Где барон? – поинтересовался он сухо.

Кэт зябко повела плечами. Платье на груди было изорвано, набелой нежной шее виднелись кровоподтеки.

– Не знаю… Когда эти ужасные люди ворвались в дом, боюсь, япотеряла сознание. Когда очнулась, меня уже тащили на улицу. Зигмунда я большене видела.

– Значит, он мог остаться жив?

– Не знаю, – прошептала она, – я ничего не знаю…

Оля поерзала, умащиваясь, чмокнула его в щеку, голосок былсерьезным:

– Ты помнишь, что я выйду за тебя замуж?

Он легонько шлепнул ее по оттопыренной попке:

– Конечно-конечно. Но чуть подрасти сперва… Кэт, вы нетревожьтесь раньше времени. Я сейчас пошлю людей искать барона. Здесь нетакой уж и большой городишко, корабли еще отчалить не успели. Мы все обыщем!

В ее больших и все еще прекрасных глазах были мольба иотчаяние. Слезы блестели, губы распухли и вздрагивали. Малышка прижалась щекой,счастливо посапывала. Ее крохотные пальчики были нежные и теплые.

Странно, ненависти к Грессеру уже не было. Оставалась толькожалость к Кэт, ее нелепой неустроенности. Прав был Афонин, им бы ехать за колоннойрусских солдат, но Грессер тогда стегнул коней и умчался. Даже если понимал,что советуют для его же пользы, но это как раз могло разъярить еще больше.Мужчины легко выносят ненависть, злобу противника, но страдают, если их жалеют.

Он роздал деньги, Афонин взял с собой двух солдат,Праскуринов тоже двух, примчался Куприянов и тоже предложил свою помощь, такчто он в конце концов остался только с Кэт, да еще маленькая Оля не возжелаласлезать с его рук.

– Я вас отправлю на корабль, – сказал он настойчиво. –Там вы будете в безопасности!

Кэт подняла на него благодарные глаза:

– Но разве это возможно?..

– Капитан корабля уже и так нарушил кое-какие правила.Правда, женщина на борту…

С фрегата уже спустили десантную шлюпку, весла дружновзбивали волны. На носу шлюпки стоял Баласанов, как всегда элегантный,красивый, подтянутый, будто собрался на бал в столице. Еще издали помахалрукой, а когда шлюпка с размаху заскрипела по мокрому песку, прыгнул,ухитрившись избегнуть волны, подошел к Засядько, но глаза его с восторгом былиустремлены на Кэт.

– Дорогая Кэт, – сказал Засядько, – позвольпредставить моего друга Эдуарда Баласанова, капитана этого красавца фрегата…Без его помощи я не смог бы вытеснить Али-пашу из Превезы.

Баласанов поклонился, нежнейшим образом поцеловал руку Кэт:

– Я весь к вашим услугам!

– Эдуард, – сказал Засядько, – пока мои люди ищутее пропавшего мужа, ты приютил бы ее как-нибудь? Она с дочерью.

Баласанов обратил взор на малышку. Та, обнимая Засядько зашею, объявила важно:

– Я выйду за него замуж.

– Конечно, – восхитился Баласанов, – как же моглобыть иначе? Я ни минуты не сомневаюсь. Поздравляю вас, барышня, вы сделалинедурственный выбор.

Малышка подумала, сказала очень серьезно:

– Я его люблю.

– А вот это опасно, – предостерегБаласанов. – Без­опаснее любить шторм! Александр, я пошлю матросовподготовить какой-нибудь дом для Кэт. Там, в безопасности, можно ждатьрезультатов. Я оставлю двух матросов для охраны.

Все-таки не решился взять женщину на корабль, понялЗасядько. Просвещенный аристократ, но то ли в приметы верит, то ли обычаевпридерживается. Ладно, худшее позади. Кэт дрожит, но вынесла все стойко,малышка даже не успела испугаться.

Он передал ее на руки Кэт, уже там потрепал по пухлой щеке:

– Ты очень храбрая девочка!

– Я не храбрая, – заявила она.

– Но ты же не испугалась разбойников?

– Нет, конечно, – удивилась она. – Я знала,ты придешь и всех нас спасешь!

Баласанов удивленно посматривал то на малышку, то наЗасядько. Потом в глазах появился хитрый огонек, он перевел понимающий взор наКэт. Испуганная и трепещущая, она по-прежнему выделялась редкойаристократической красотой, что видна и без косметики, пышных одежд изатейливых причесок.

– Да, – согласился он, – такой спасет! Догонит и ещераз спасет. Дорогой Александр…

– Дорогой Эдуард, – прервал Засядько, догадываясь, чтотот хочет сказать, – я прослежу за поисками барона, а ты, будь так уждобр, позаботься о безопасности нашей соотечественницы!

Он поклонился и поспешно удалился, не желая видеть глаз Кэт,в которых появилось странное выражение. Баласанов учтиво поклонился прекраснойсоотечественнице, хотел было взять малышку на руки, та не пошла, насупившисьсмотрела вслед Засядько. В глазах ребенка было не по возрасту мудрое выражение.

Грессера отыскали не скоро, но тот был жив, хотя избитсильно. Впрочем, как и остальные пленники, которых уже приковали к веслам.Гордый барон не пытался стать героем, тем самым сохранил жизнь.

Его выкупили за две серебряные монеты. За козу давали три, закорову – шесть, так что спасение Грессера не потребовало героическихусилий и не легло тяжелым бременем на его кошелек.

Грессеры с дочерью поплыли на шлюпке к большому торговомусудну, а фрегат с десантом медленно отошел от берега и двинулся в глубь архипелага.