Янычары отпрянули, бывалого воина узнавали за версту.А этот русский офицер был тертым и бывалым. От него распространялосьощущение силы и той мощи, с которой не рождаются, какая бы благородная кровь нитекла в твоих венах.

Ступени дворца были залиты кровью, но трупы уже убрали. Покоридорам сновали слуги, спешно замывали кровь, меняли простреленные ковры настенах, развешивали дорогие ткани, убирали осколки дорогих ваз.

В первом же зале его встретил на диво холеный сановник,явно не из местной шайки ворья, как бы не из самого Стамбула, вежливо улыбаясьи кланяясь низко, провел в главный зал.

Когда распахнулись огромные двери-ворота, Засядько едваудержал улыбку. Али-паша наконец-то дорвался до власти и роскоши! Бывшийразбойник, он когда-то начинал с того, что зарезал всех родных братьев. Затем разбойничал,стал вожаком, набирал постепенно силу. Наконец захватил родное селение Тепелени вырезал от мала до велика весь род бератского паши. Поступив со своим отрядомна службу к дельвинскому паше Селиму, он предательски убил его, а род по своейпривычке вырезал весь, не пощадив и младенцев в колыбели. Постепенно набираямощь, он захватил все албанские земли, а от султана Али получил фирман науправление всей Албанией. Когда пришли французы, он пытался втереться к ним всоюзники, но французы побрезговали иметь дело с таким головорезом. И тогдаон снова обрушился на местных жителей, уже на «законных» основаниях: дескать,христианам нет места на землях истинной веры, их головы лучше выглядят накольях, а их имущество и земли должны перейти к мусульманам. Своим головорезамон велел себя именовать «Мечом Аллаха», но даже султан был смущен такимревнителем веры, оставлявшим после себя одни трупы и пепел, много раз посылалпалачей с указом казнить Али-пашу за беззакония, но те всякий раз самиоставались без голов… И вот теперь этот неграмотный разбойник, нынеповелитель Албании, владетель крупнейших крепостей по всему побережью,высокомерно принимает русского офицера!

Засядько сказал резко:

– По указанию султана и российского императора я беру подвысокое покровительство этих государей Превезу. Жители этого града водрузили насвои стены наши флаги! Таким образом, они пользуются защитой нашего имени,чести и оружия.

Али-паша возлежал на роскошнейшем диване. Две полуголыерабыни растирали ему голые ступни, за тонким занавесом музыканты играли томнуюмелодию, под стенами вовсю дымили широкие курильни с благовонными травами.Воздух был сладкий, дымный, наполненный сладкой горечью.

– Они получили мою защиту, – ответил Али-пашанасмешливо. – Разве это не видно?

– Еще как видно, – ответил Засядько сухо. Средневековыйфеодал признает только силу. Теперь сила на его стороне, он это знает и безстеснения выказывает. – Но видят не только ваши люди.

На таком диване должен бы нежиться холеный толстяк с розовымлицом, не знающим солнца, но на Засядько смотрел дюжий разбойник, черноволосыйи лохматый, рубашка распахнута на груди, обнажая черные курчавые волосы.В ухе блестит серьга, лицо темное от солнца, покрытое морщинами от ветра исолнца, но черные, как маслины, глаза смотрят пронизывающе, дерзко.

– Что мне от того, что видят на берегах северных ­морей?

– Но видит и султан.

– Султан далеко, а я – здесь.

– Ладно, – ответил Засядько. – С этогомомента жители Превезы переходят под защиту султана и российского императора.

– Я – слуга султана, – ответил Али-паша, словнозабыв, что сказал только что, голос его прогремел мощнее, в нем кипелазлость. – Это мой город!

– Был, – ответил Засядько. Он подошел к окну, помахалрукой. С корабля его не увидят, ясно, но пусть Али-паша думает, что онподает знак своим людям, а те передадут на корабль.

Али-паша поднялся во весь рост, и стало видно еще яснее, чтоэто не паша, а отважный и удачливый разбойник, взявший власть своими руками,которые не высыхают от крови.

– Ты знаешь, – закричал он страшно, – что стало стеми, кто пытался мне угрожать?

Засядько чувствовал ярость атамана шайки, но понимал и то,что тот держит злость под контролем, а кричит и вот-вот пустит пену бешенствадля острастки, чтобы русский офицер дрогнул. Но и показывать, что понял, тоженельзя. Тогда в самом деле взбесится…

В этот момент к Али-паше скользнул неслышно тот самыйхоленый сановник, что-то шепнул подобострастно. Али-паша несколько мгновенийсмотрел на русского офицера. Грудь его опустилась, он вдруг спросил совсембудничным голосом:

– А ты не тот ли Засьядь, который разбил доблестногоСелимбея?

– Доблестного? – переспросил Засядько. – Мнепоказалось, что он сражался хреново.

Али-паша впился взглядом в его глаза:

– Теперь и мне так кажется. Когда он с семью тысячами солдатне смог удержать крепости. А у тебя было не больше тысячи?

– Семьсот, – поправил Засядько. – И двестиместных жителей.

Али-паша сел, рабыни тут же принялись массировать иразглаживать его огромные ступни. Глядя на Засядько исподлобья, внезапнопредложил:

– Выпьешь со мной?

– На службе не пью, – ответил Засядько.

– Девок хочешь? Вот этих подарю! Или отбери любых.

– Уже есть, – сказал он нехотя. – Хотя… если ещеостались такие, что в моем вкусе, я бы взял. А пока решим насчет крепости.

Али-паша взмахом отпустил сановника. На Засядько смотрелнабычившись, но, чувствуя в самом офицере силу и помня о фрегате, чьи пушкинацелены на этот дворец, кисло улыбнулся:

– Я имею фирман от султана на овладение этими землями…Ну, и этими тоже… Почти… Но раз уж подошел флот наших друзей русских, то яоставляю им город. А сам с правоверными воинами пойду дальше резать всякихтам греков, сербов и прочих христиан. Надо очистить благословенную землю отневерных!

Засядько стиснул зубы. Коротко поклонившись, кивнул бледномукак смерть знаменосцу, повернулся, и они пошли к выходу. На дверях стоялиянычары, страшно скалили зубы, намекающе пробовали ногтем большого пальцалезвия своих кривых мечей, но Засядько скользил по ним скучающим взором, как повыцветшему узору на старых вытертых коврах.

Знаменосец изо всех сил старался не ускорять шаг. Егораспирала ликующая щенячья радость. Они были у страшного Али-паши, предъявилиему требования – подумать только! – и не только вышли живыми, нодобились своего. Да еще как добились!

У ворот его гренадеры стояли в каре. Вокруг бесноваласьтолпа дико орущих и визжащих разбойников. Над головами блистали сабли, кто-товыстрелил в воздух. Солдаты стояли бледные, с решительными лицами. Увидевсвоего капитана, закричали радостно, но острия штыков все так же упирали вживоты разбойников.

– Али-паша уходит! – крикнул Засядько громко. Онадресовался своим, но так, чтобы слышали и те, кто надеялся смять ненавистныххристиан. – Город под нашей защитой!