Президиум КПСС обсудил этот вопрос поздно вечером 23 октября. К этому времени в Будапеште произошли вооруженные столкновения, и советские руководители считали, что ситуация в Венгрии гораздо серьезнее, чем в Варшаве. Даже не возникло мысли о том, чтобы отложить обсуждение до следующего дня, когда союзники СССР могли бы проконсультироваться на московском саммите, изначально созванном для обсуждения ситуации в Польше, и вместе решить, следует ли размещать советские войска в Венгрии, как того требовало руководство страны. Тем временем, однако, по польскому кризису был достигнут компромисс: Москва отказалась от идеи вооруженного вмешательства, а Гомулка заверил Советы, что предполагаемые реформы не поставят под угрозу власть коммунистов и единство советского блока. Действительно, польский сценарий мог быть применен и в Венгрии, несмотря на вспыхнувший там ограниченный вооруженный конфликт.

На заседании президиума об этом очень четко сказал Микоян, один из ключевых членов советского руководства, лучше всех знавший венгерскую ситуацию: "Невозможно овладеть движением без [Имре].

Надь, а значит, и для нас это будет дешевле.... Что мы можем потерять? Пусть венгры сами наведут порядок. Давайте попробуем политические меры и только после этого введем наши войска"⁵⁹ В действительности это была единственная рациональная альтернатива в данной ситуации, но президиум стоял на своем и в конце концов принял решение отдать приказ советским войскам, дислоцированным в Венгрии, вмешаться и войти в столицу.

Решая мировые политические проблемы прагматично с 1953 года и даже в последний момент разрешив польский кризис, не поддавшись рефлексам холодной войны прибегнуть к вооруженному вмешательству по идеологическим и эмоциональным мотивам, советское руководство оказалось неспособным выждать время и проявить подобную сдержанность в случае с Венгрией. Тем самым Хрущев и его соратники приняли наихудшее с их точки зрения политическое решение и породили процесс, последствия которого были бы именно такими, от которых должно было избавить вооруженное вмешательство. Другими словами, они добились прямо противоположного тому, чего хотели: не быстрого умиротворения, а эскалации спорадических вооруженных действий в широкую антисоветскую освободительную войну, не имеющую аналогов в истории советского блока.

Рациональное предложение Микояна, несмотря на то что оно было отвергнуто его коллегами по президиуму, заслуживает особого внимания, поскольку его по праву можно назвать "доктриной Микояна". Оно заключалось не в чем ином, как в закладывании основ будущей советской стратегии управления кризисом в случае возникновения серьезного кризиса в одной из стран советского блока. Это означало, что сначала нужно было попытаться найти политическое решение по восстановлению порядка (если потребуется, в сочетании с использованием вооруженных сил), осуществляемое только местными силами, и таким образом любой ценой избежать советского военного вмешательства. Хотя предложение Микояна по этому поводу было отклонено Президиумом КПСС в 1956 году, в действительности советские лидеры хорошо усвоили этот урок. В своей стратегии управления кризисами во время последующих конфликтов они всегда стремились изначально и инстинктивно использовать эту доктрину: в 1968 году в Чехословакии в течение восьми месяцев и в Афганистане в 1979 году в течение более чем полутора лет.⁶² Хотя эти попытки в итоге не увенчались успехом, первое успешное применение "доктрины Микояна" произошло в декабре 1981 года, когда генерал Ярузельский ввел военное положение в Польше.

Фактически мы можем утверждать, что почти в каждом моменте своего отношения к кризису 1956 года в Венгрии Хрущев и его соратники действовали против собственных интересов и совершили три основные ошибки: (1) Они не обратили внимания на ожидания общества относительно более терпимой версии коммунизма, обещанной ХХ съездом КПСС, и слишком поздно приняли решение об отставке Ракоши, тогда как в Болгарии они без колебаний сместили Червенкова в апреле 1956 года. (2) Когда в середине июля Ракоши все-таки сняли с должности, его заменили не Яношем Кадаром или каким-то другим, менее известным, но приемлемым лидером, а Эрнё Герё, правой рукой Ракоши, в равной степени виновным в прошлых сталинских преступлениях и, следовательно, совершенно не подходящим для умиротворения общества. Известно, что он также работал на советский НКВД и отвечал за кровавое уничтожение некоммунистических политических противников во время гражданской войны в Испании. Кроме того, его характер казался еще более негативным, чем у Ракоси, так как из-за болезни желудка он никогда не улыбался. Поэтому, если его предшественник мог иногда играть роль веселого диктатора и производить впечатление даже на западных дипломатов, то Герё был просто суровым диктатором. Так что в действительности Советам удалось найти худший из возможных вариантов замены Ракоши.⁶⁴ Действительно, во время революции Хрущев признался на заседании президиума, что "мы с Микояном совершили ошибку, когда предложили Герё вместо Кадара. Мы попались на удочку Герё" (3) Наконец, решение о военном вмешательстве 23 октября означало, что у событий было только одно направление. Вопреки ожиданиям Кремля, быстрое советское вмешательство радикализировало массы до такой степени, что все шансы на политическое урегулирование были рассеяны. Кроме того, Советы невольно ввели венгерское общество в заблуждение своим методом вмешательства: изначально они намеревались умиротворить ситуацию демонстрацией силы, но на самом деле продемонстрированная ими военная сила была весьма ограниченной и неэффективной, тем более что советским войскам было приказано стрелять только в случае нападения на них. Такой "мягкий" вариант военного вмешательства мог показаться разумным с политической точки зрения, но стратегия вмешательства с человеческим лицом в итоге дала обратный эффект. Если бы Москва сразу же 24 октября восстановила порядок с помощью таких масштабных и радикальных военных действий, которые она собиралась предпринять 4 ноября, тем самым четко обозначив свою безоговорочную решимость сохранить коммунистическую систему любой ценой, революционные события 24 октября - 3 ноября, вероятно, не последовали бы.

Поэтому можно утверждать, что, как это ни парадоксально, Москва могла избежать революции в Венгрии двумя противоположными способами: применив доктрину Микояна и воздержавшись от использования советских войск для восстановления порядка, или начав подавляющее военное вторжение.

Вместо того чтобы выбрать один из этих двух рациональных вариантов, Хрущев и его соратники оказались в ловушке своего первоначального ошибочного решения. Теперь они пробовали сочетать военное и политическое решение, что революционная общественность восприняла как слабость и неуверенность. Это заблуждение, довольно часто встречающееся в ходе восстаний против диктатур, лишь еще больше радикализировало общество.

Первые успехи повстанческих отрядов в борьбе с плохо организованными советскими частями и постоянные уступки со стороны правительства Надь и Кремля в конце концов создали общую иллюзию, что революционная ситуация действительно имеет революционные возможности: необходимо лишь упорство, чтобы достичь даже конечной цели - парламентской демократии западного типа и полной независимости страны. Однако современное знание о намерениях советской власти ясно показывает, что судьба революции была предрешена еще до ее начала, к