– Благодаря миссис Роча я стою на твердой почве, – продолжает доктор Петров. – Надежная женщина, которая никогда не перечит.

Все это звучит чуточку странно, словно предназначено для ушей человека, которого здесь нет. О личной жизни доктора Петрова мне известно лишь одно: несмотря на наличие обручального кольца, личной жизни у него не так уж много, поскольку он всегда в лаборатории. Вид у него сейчас какой-то беспомощный, даже взгляд слегка затуманился.

– Доктор Петров, но я даже в университете не училась.

– Как и он, – отвечает он, имея в виду Алана. – Но хорошо обучаем.

– А-а, – понимаю я. – Ха-ха.

Но это не шутка.

– Вайолет, вам нравятся птицы?

Кажется, с тех пор как я вышла на свободу, я только и делаю, что лью слезы, и сейчас опять вот-вот расплачусь.

– Доктор Петров, думаю, я их люблю.

– Любите. – Он качает головой: ответ неверный. – Ну что ж, люди всегда люди. Миссис Роча уходит через две недели.

В «Данкин Донатс» меня повысили до старшей смены, когда мне было семнадцать, и это казалось большим достижением. Но сейчас…

– Меня зовут Михаил, – продолжает он. – Друзья называют Мишей.

Знаете, как мужчины иногда раздевают тебя взглядом? Миша раздевает мое лицо, это длится довольно долго и, поверьте, пронимает меня до самого нутра.

– Миша, – наконец говорю я.

– Верно.

Его имя как вкус шоколада, и оно остается со мной на весь день.

Вскоре после трех часов он заходит в Птичью гостиную, где я мою из душа Олли в ожидании студента-психолога, у которого сегодня смена с четырех до восьми, но он вечно опаздывает. Предыдущий студент должен был работать до четырех, но ушел пораньше из-за мигрени, известной также как похмелье.

– Я ухожу, – сообщает Миша, позвякивая ключами от машины.

Ему приходится участвовать в деловых встречах, чего он ужасно не любит. И сегодня у него первая, что устроила я – с преподавателем маркетинга. Идея моя такая: пусть студенты придумают для лаборатории рекламную кампанию.

– Глупая идея.

– Ням-ням, – сипит Олли.

– Олли считает, что идея ням-ням. – Повернувшись спиной к Мише, я хорошенько опрыскиваю Олли.

– Не называйте его Олли. Он ваш коллега, а не домашний питомец.

Олли громко ликует, радостно щебечет – значит, Миша подошел ближе. Я спиной ощущаю его тепло. Он ничего не говорит, просто топчется сзади, но его присутствие я слышу как сильный гул, и Олли, почувствовав, что я отвлеклась, клювом выбивает у меня из рук опрыскиватель. Тот с грохотом падает на пол, я наклоняюсь за ним, Миша отступает.

– Тогда до завтра, – говорит он.

Я опять отворачиваюсь, чтобы заняться Олли, прячу свое пылающее лицо.

– Пока-пока, – кричит Олли вслед выходящему из Птичьей гостиной Мише.

Дверь с мягким щелчком закрывается. Затаив дыхание, я прислушиваюсь к его шагам: вот они удаляются по коридору, доносятся из приемной и затихают. Минуту спустя внизу громко стукает дверь, и я несусь в Комнату для наблюдений, откуда можно увидеть, как в сиянии яркого солнца он быстро идет к машине. Прежде чем сесть в нее, он поднимает голову. Между нами метров сорок-пятьдесят, да еще оконное стекло, но наши взгляды встречаются, и будто молния вспыхивает. Он покачивает ключи, медлит, словно спрашивая: «Мне вернуться?»

«Да, – мысленно прошу я, – вернись», но он садится в машину и уезжает, а я остаюсь в сильнейшем возбуждении и с колотящимся где-то в горле сердцем. Разумеется, все это мне только привиделось. Он уехал, оставив меня растревоженную, не знающую, что и думать, – а может, на это и было рассчитано?

В конце дня в раздевалку, когда я снимаю халат, входит миссис Роча. Под мышкой у нее что-то скатанное в сверток.

– Значит, через две недели, миссис Роча?

Она поджимает ярко накрашенные губы.

– Я тебе не говорила, так как не хочу никаких причитаний.

Только после этих слов я понимаю, как же мне будет ее не хватать.

– Мне вы могли бы сказать. Я не из плаксивых. – И это мое самое отъявленное вранье в жизни.

– Не люблю суеты. Мы приходим, мы уходим. Это жизнь.

Миссис Роча маленькая, коренастая, она сидит на низеньком стульчике у двери, и у меня мелькает нелепая картинка: сказочный зверек – ежик, например, – делится жизненной премудростью с молодым ежиком, который пока только учится жить в лесу.

– Доктор Петров нуждается в помощи, как ты, конечно, уже поняла. Здесь нужна женщина, чтобы держать все на плаву, и так было всегда.

– Мне будет вас не хватать, – говорю я.

Миссис Роча многому меня научила, в том числе вязать и плести бахрому, в тюрьме я этого так и не освоила.

– Это, конечно, очень мило. – Она встает. – Хотела дождаться последнего дня, но опять же – слезы.

– Опять же – не из плаксивых.

– Ну и хорошо. Тогда вот что. – Она протягивает мне шаль: – Вспомнишь меня следующей зимой, когда я уже буду греть кости под солнцем Аризоны.

Ах, какая красота: красное с золотом, черная кайма и до того мягкая, словно связана из облака, такую шаль не стыдно и на королевскую свадьбу преподнести.

– Так, Вайолет. – Миссис Роча выхватывает салфетку из вязаной коробочки. – О чем я говорила?

Даже выйдя на улицу, я еще всхлипываю. Шаль довольно объемная, мне некуда ее убрать, я решаю поехать домой на автобусе и перехожу на другую сторону улицы, к остановке. Женщина, с виду профессор, улыбается мне.

– Подарок по случаю повышения в должности, – объясняю я.

В кампусе оживленно – последняя неделя мая, вот-вот начнется летняя сессия. Везде, куда ни посмотри, студенты всех возрастов снуют по дорожкам и газонам. После повышения в должности у меня даже достает смелости представить себя одной из них – хожу на вечерние лекции, корплю над учебниками по выходным, а может, мне даже зачтется работа в лаборатории у доктора Петрова. Пока я наслаждаюсь этой фантазией, взгляд утыкается в студента, который прогулочным шагом идет мимо, и в следующий миг в горле застревает испуганный вопль. Женщина, поджидающая автобус, слегка отодвигается.

Студент идет по газону в направлении корпуса, из которого я только что вышла, и у него до боли знакомая походка. «Это не он, не он», – шепчу я и, когда подъезжает автобус, буквально впрыгиваю в него, пробираюсь на заднее сиденье, продолжая бормотать «это не он, не он», но как только автобус трогается на зеленый, не выдерживаю и решаюсь посмотреть в окно.

Это он. Трой. Мой бывшийпарень-тире-бывшийжених-тире-бывшеебудущее-тире-бывшеевсе. Чувство, названия которому я не знаю, скручивает меня в узел. В буквальном смысле. Три остановки я еду, зарывшись лицом в шаль миссис Роча, а