ты что думаешь, Шертлифф? Пойдешь с нами? – спросил меня Дорнан. – Ты бы нам пригодился. Не устаю тебе удивляться. – С этими словами он выудил из котла крошку и облизнул себе пальцы.

– Нет. – Я покачала головой. – Я останусь в Уэст-Пойнте. У меня нет дома, идти мне некуда.

– Можешь пойти со мной, Робби. Моя мамка тебя возьмет, – предложил солдат, которого звали Оливером Джонсоном.

Он был дружелюбным парнем и часто занимал мне место в очереди за пайкой. Я предполагала, что он так поступал, потому что я отдавала ему то, что не ела сама, но в любом случае ценила его доброту.

– Спасибо, но нет. Я подписал контракт до окончания войны.

Дэвису Дорнану этот ответ не понравился. Наверняка он и сам обязался воевать до конца.

– Они не выполняют своих обещаний, так отчего мы должны выполнять свои? – спросил он, прищурившись.

На это мне нечего было сказать, но дезертировать я не собиралась и лишь покачала головой, а они продолжали болтать.

– Уж слишком нынче холодно, чтоб бежать. Пожалуй, я с Шертлиффом останусь. До Аксбриджа отсюда миль сто пятьдесят, – подытожил Лоренс Бартон, и другие согласно закивали, склоняя чашу весов в противоположную сторону.

К утру об опасном разговоре будто забыли, и весь отряд вернулся назад, в Нельсонс-Пойнт, расположенный через реку от Форт-Клинтона.

– Ты расскажешь Уэббу? – спросил у меня Дорнан, пока мы переправлялись на пароме к пристани Уэст-Пойнта.

– Нечего рассказывать, – тихо ответила я. – Ничего ведь не было.

– Вот именно. Ничего не было, – согласился он, но я ощутила прилив горького отчаяния.

Теперь Дорнан станет меня подозревать, и я тоже не смогу ему доверять. Я больше не отправлюсь на поиски продовольствия с ним или другими участниками этой вылазки. Дезертирство считалось преступлением. Как и намерение дезертировать.

Время от времени в Уэст-Пойнт приходили дезертиры из числа британцев и гессенцев: они просили принять их в наши ряды и обещали верно служить, но их никогда не брали. Страна кишмя кишела шпионами, и генерал Патерсон отсылал беглецов назад, а иногда даже отправлял отряд, сопровождавший их до британских позиций, где тех принимали как предателей. Такая политика не потворствовала дезертирству: в округе быстро распространились слухи, что пощады не будет никому и что перебежчикам в нашей армии не рады.

Дезертирство и нехватка новобранцев с самого начала представляли большую проблему, но дела с каждым днем становились только хуже. Деньги, выпущенные Континентальным конгрессом, продолжали терять в цене, и никакие уговоры или рассказы о славном и правом деле – каким бы славным и правым оно ни было – не могли удержать солдат, когда у них оканчивался срок службы. Кто-то говорил, что никогда не соглашался на условия своего контракта, а кто-то попросту считал, что волен их нарушать. Я уже слышала ропот – особенно после битвы при Йорктауне, когда все решили было, что война вот-вот окончится, но потом получили приказ остаться в бараках на всю долгую зиму. Но тогда солдаты лишь роптали. А теперь дело принимало более опасный оборот.

Когда на следующий день капитан Уэбб отозвал меня в сторону, я подумала, что на нас кто-то донес и теперь я под подозрением.

– Ты никогда не хотел встать во главе отряда, Шертлифф, и отклонял все предложения, предполагающие ответственность за других, – начал он, внимательно разглядывая меня. – Я думал, тебе недостает храбрости, но теперь знаю, что дело не в этом. Ты вызываешься делать самую грязную работу, хорошо ее выполняешь и никогда не жалуешься. Кажется, единственное, что я от тебя когда-либо слышал, – это «Да, сэр».

Я ждала, не осмеливаясь дышать.

– Тебе есть что сказать? – подзадорил он.

– Нет, сэр, – мотнула я головой.

Он рассмеялся:

– Я здорово удивился, когда генерал Патерсон сообщил мне, что подолгу говорил с тобой – и даже не раз – и нашел, что ты словоохотлив и разбираешься во многих вещах. Он сказал, что ты даже был учителем в школе.

Я не понимала, ругают меня или хвалят, и снова промолчала, ожидая, что будет дальше.

– Адъютант генерала, лейтенант Коул, заболел. Его мучил кашель, и еще одна зимовка на нагорье могла бы стать для него последней. Он отбыл в Филадельфию еще до сражения при Йорктауне, и с тех пор генерал обходился без адъютанта. Но ему нужен новый человек, и он попросил меня с тобой поговорить.

– Новый человек?

– Новый адъютант, Шертлифф. Это почетная должность. Ты будешь прислуживать гостям генерала, доставлять сообщения и делать все, о чем он попросит. Но это повышение, и я не знал, заинтересует ли оно тебя, поскольку прежде ты не выказывал интереса к продвижению по службе.

– Я по-прежнему буду спать в бараке?

– Нет. Ты переберешься в Красный дом. Поступишь в распоряжение генерала, будешь следовать за ним всюду, куда он направится. Я не хочу отпускать тебя, но ты будешь лучше есть, лучше спать, и, поверь, я буду тобой гордиться.

– Я думал, адъютантом м-может стать только офицер, – выговорила я, не смея поверить в свою удачу.

– Обычно так и бывает. Я не сказал, что место уже твое. Я говорю лишь, что генерал хочет с тобой побеседовать. Ты произвел на него хорошее впечатление. Будем считать, что он хочет тебя проверить.

– Сейчас? – пискнула я, и капитан Уэбб поморщился.

– Бог мой, как же ты молод, – проворчал он. – Да, Шертлифф, сейчас.

– Прилично ли я выгляжу, капитан? – спросила я, разглаживая мундир.

– Ты такой же усталый и обносившийся, как и все мы, но с этим пока ничего не поделаешь. Вымой лицо и руки, счисти грязь с сапог. Думаю, генерал понимает, что получит. Я бы не стал слишком переживать из-за внешнего вида.

Я постаралась привести себя в порядок за три минуты и бросилась к Красному дому, боясь, что, если опоздаю, упущу выпавшую мне счастливую возможность.

Дверь открыл Агриппа Халл. Он бросил взгляд на мои сапоги, проверяя, не грязны ли они, а потом с явным сомнением осмотрел меня с ног до головы и с головы до ног.

– Меня вызвал генерал Патерсон, – объявила я.

– Зачем? – спросил он и скрестил руки поверх белоснежного жилета.

Я не понимала, как ему удавалось держать свою одежду в такой чистоте, но он жил в доме и, очевидно, считал себя здесь стражем.

– Мой капитан сообщил, что генерал ищет адъютанта, – отвечала я, пытаясь выдержать его взгляд и не смотреть на открывавшийся у него за спиной просторный холл, широкую лестницу и натертые до зеркального блеска полы.

Это был другой мир, другая вселенная, совсем не похожая на то, что лежало за пределами этих стен,