Она не согласится: партия-то не блистательная. Ужели я с этим не справлюсь! Надо что-нибудь придумать! Что же?»

Гремя, примчалась быстрая пролетка и остановилась. Это был Дмитрий.

В ту же самую минуту, будто вызванная этим стуком колес, блеснула Валицкой внезапная, вовсе неожиданная, смелая и великолепная мысль.

– Надежда Ивановна, – сказала она поспешно, – прикажите мне, пожалуйста, заложить карету; да оставьте меня одну с Ивачинским, мне надо с ним переговорить о деле. Скажите, чтобы никого не принимали. Да чтоб не входили сюда доложить, когда карета будет готова: я сама позвоню. Подите же.

Послушная Надежда Ивановна, исправляя свое почти ежедневное дежурство, вышла, а Дмитрий Ивачинский вошел.

Валицкая ему протянула дружески руку.

– Наталья Афанасьевна, – сказал он, – я являюсь к вам с величайшей просьбой.

– Я готова сделать все возможное, – прервала она одобрительно.

– Дело идет о счастье моей жизни, – продолжал он, – я с вами объяснюсь прямо и без приготовлений: я люблю Цецилию Александровну; эта любовь давно владеет мною; вот уже более года, что я ее скрываю. Но дольше скрывать не могу.

Дмитрий всегда увлекался своими собственными словами. Можно было сказать, что не он ими управлял, а они им. Из этого выходило иногда нечто похожее на ложь.

– Я вашу тайну давно угадала, – отвечала Наталья Афанасьевна своим добрым голосом.

– Умоляю вас, – прибавил он, – помогите мне достигнуть этого счастья! возьмите на себя передать мою просьбу Вере Владимировне; склоните ее; будьте моим провидением.

– Вы уверены, что вас Цецилия любит? – спросила она.

– Я имею причины это полагать, – отвечал он с улыбкой, которая давала меру его ума.

– Мне самой это казалось; но видите, Дмитрий Андреевич, все это дело очень трудное. Будемте говорить откровенно друг с другом. Тут есть препятствие: князь Виктор…

– Князь Виктор! – проговорил Дмитрий с гордым пренебрежением, не будучи в силах отказаться от наслаждения в первый раз произнести это имя с такой интонацией.

– Да, князь Виктор, хотя я и совершенно убеждена, что он никогда не думал серьезно о Цецилии как о невесте для себя…

– Он, может быть, и думал о ней, – прервал снова Дмитрий с самонадеянной полушуткой, – но она-то о нем не думает.

Валицкая сделала ту известную мину, которая может значить все что угодно, и продолжала:

– Может быть; но он все-таки с ней любезничает, а мать надеется, что из этого выйдет свадьба. Огромное его состояние ее невольно прельщает. Я, с своей стороны, никогда не думала искать богатства при выборе мужа для Ольги, но Вера Владимировна на этот счет мнения другого. Я не знаю, могу ли я вам быть полезна в этом деле.

– Наталья Афанасьевна! будьте жалостливы! не откажите мне в вашей помощи! Вы одни можете все это устроить. Вы так коротки с Верой Владимировной, убедите ее согласиться на наше счастие! Это любовь взаимная; Цецилия будет несчастна с другим мужем, как я с другой женой. Вера Владимировна, верно, не захочет бедствия своей дочери, как и вы бы не захотели. Ужели вы бы не согласились с радостью в подобном случае, если бы дело шло об Ольге Алексеевне?

«Дурак!» – подумала Наталья Афанасьевна.

– Я не могу судить о других по себе, – сказала она умильно, – и не в праве требовать от них моих чувств и мнений. У меня другие понятия о счастье жизни, и я бы, разумеется, в подобных обстоятельствах не задумалась ни на минуту на месте Веры Владимировны. Но я боюсь, что она в этом отношении на меня не похожа. Однако я вам искренне желаю успеха. Но для этого надо поступить чрезвычайно осторожно. Видите, я, разумеется, очень дружна с Верой Владимировной; но я на нее почти никакого влияния не имею. Надо бы нам, чтобы сделать ей ваше предложение, найти кого-нибудь, чье мнение могло бы на нее подействовать; кого-нибудь, кто бы ей внушал почтение. Дайте подумать… Да вот, чего лучше?.. только возьмется ли она?

– Кто же? – спросил Дмитрий.

– Именно княгиня Анна Сергеевна, мать князя Виктора. Ее просьба будет иметь большой вес, и можно бы почти ручаться за успех. Только трудно будет ее уговорить: вы с ней мало знакомы.

– Но вы очень знакомы, Наталья Афанасьевна. Нельзя ли вам ее попросить?

– Да, может быть, она мне в этом не откажет. Она, впрочем, очень любит устраивать свадьбы. Попробуем! Я желаю вполне оправдать ваше доверие ко мне. Хотите, я вас повезу к ней теперь же и постараюсь ее упросить?

– Наталья Афанасьевна! я вам невыразимо благодарен. Какие вы добрые!

– Я всегда душевно рада оказать услугу моим друзьям, – сказала она, – особенно такую важную услугу. Дело идет о вашем счастии; я употреблю все старания.

Она позвонила; человек вошел.

– Карету через десять минут, – приказала Наталья Афанасьевна.

– Подождите меня здесь, – продолжала она, обращаясь к Ивачинскому, – я тотчас буду готова.

В самом деле, она через очень короткое время воротилась одетая и в шляпке, а карету подали так скоро, что можно было бы угадать, что она уже стояла заложенная. Валицкая и Дмитрий сели в нее и поехали к княгине Анне Сергеевне.

На дороге Наталья Афанасьевна, прислонясь в угол кареты, молчала или отвечала рассеянно на слова Ивачинского. Мысль, вследствие которой она уже теперь действовала, лежала еще в ней полутемная и неразвитая. Это был внезапный проблеск, одно из тех гениальных внушений, которые никогда не обманывают, как бы они неестественны и странны ни казались: веришь в успех, не видя еще возможности, не понимая еще исполнения. Теперь она обдумывала все, уясняла все подробности, приготовляла мысленно всю сцену и все более понимала, что дело пойдет на лад, что невероятное сбудется, что случай не изменит, что никакое обстоятельство, никакая песчинка не помешает удаче. Эта удача висела только на волоске, могла рушиться от одного слова; но Валицкая предчувствовала, что волосок не оборвется, что слово не скажется. Это было чутье интриганки, похожее на ясновиденье великого человека.

Они доехали, о них доложили, их приняли. Старуха княгиня была очень занята осмотром и выбором новых материй на платья. Но ради Валицкой она прекратила свои глубокомысленные толки и рассуждения с французской мамзелью, которая раскладывала перед ней свой заманчивый товар, и, отсылая ее, приказала прийти с ним вечером, чтобы можно было судить об эффекте материй при свечах. Потом она обратилась с приветом к Наталье Афанасьевне.

– Княгиня! – начала эта последняя. – Зная, до какой степени вы добры, я позволила себе привезти к вам молодого человека, счастию которого вы можете содействовать. Я была вперед уверена, что вы не откажетесь.

– Очень рада, – пробормотала княгиня, еще не понимая и не узнавая