травматический невроз и неоднократное лечение в психиатрических клиниках (ср., например: Камов), К., безусловно, помнил, когда писал о юных «обезумевших» фанатиках Октября.

Дважды повторяющееся в комментируемых стихах словосочетание «час расплаты» – клише из языка революционной и советской эпохи, использовавшееся в том числе и в песнях (см., например, в одном из вариантов «Рабочей Марсельезы»: «Что настал час жестокой расплаты» (Красный песенник: 31)). А вот финальный стих комментируемого фрагмента (учитывая рифму к нему), скорее всего, восходит не к революционным песням (хотя в них о «руке», которая в решительный момент «не дрогнет», речь тоже заходит), а к популярной в 1980-е гг. песне «Ростовский урка» (1981) [50], исполнявшейся Вилли Токаревым и стилизованной под блатной романс:

Мурка, если мне станет известно,

что работаешь ты на чека,

я скажу тебе прямо и честно —

пристрелю и не дрогнет рука.

(цит. по: Короленко: 170)

106

И, подвысив звенящие шашки, / рубанем ненавистных врагов, / ты меня – от погона до пряжки, / я тебя – от звезды до зубов

Шашка, по слухам, В. И. Чапаева

Шашка – холодное оружие с длинным слабоизогнутым клинком. И слово, и оружие были заимствованы казаками у соседей – народов Северного Кавказа; в XIX в. шашка стала основным холодным оружием в русской армии. Основное отличие шашки от сабли состоит в том, что она предназначена для наступательного боя, не имеет гарды и не предполагает применения фехтовальных приемов. Гражданская война в России – последний конфликт, в котором кавалеристы, вооруженные шашками, играли значительную (в некоторых случаях – решающую) роль. Соответственно, позднейшая мифология Гражданской войны в СССР непременно включала образы красного конника и его оружия. Ср. о бесполезности шашки во время Великой Отечественной войны в III гл., с. 251–252.

Советские игрушечные солдатики, изображающие красных кавалеристов (1970-е гг.). Характерно, что, в отличие от других наборов (например, «Ледового побоища», где были представлены «псы-рыцари»), антагонистов РККА в наборе не было. Приходилось приспосабливать рыцарей

Объяснение специального глагола «подвысить» см., например, в «Правилах для состава построений и движений в войсках казачьих и нерегулярных из мусульман» (1849): «…офицеры, урядники и приказные <…>, вынув шашки окончательно, подымают их перед собою концом вверх, что называется подвысить шашку (курсив составителей правил. – Комментаторы.), т. е. взять ее так, чтобы эфес, обхваченный всею кистью правой руки, находился против галстука, а клинок шашки поднят был вверх прямо перед срединою лица плашмя, имея острие влево. При этом локоть правой руки должно подать немного вперед, но от тела не отделять» (Правила: 47). Из этого описания следует, что речь исходно идет вовсе не о боевом приеме, а о церемониальном движении.

М. Авилов. Поединок Пересвета с Челубеем на Куликовской битве. 1943 г.

Нечеловеческая сила, с которой два врага в комментируемых стихах разрубают друг друга шашками, может напомнить читателю не столько об исторических, сколько о легендарных и книжных героях, например об эпизодическом персонаже-поляке из «Тараса Бульбы» Гоголя, показавшем «много боярской богатырской удали» (Гоголь 2: 118): он «двух запорожцев разрубил надвое» (Там же). К сюжету комментируемого фрагмента ср. также проиллюстрированную картиной М. Авилова 1943 г. известную легенду о двух героях Куликовской битвы, татарине Челубее и русском воине Пересвете, насмерть проткнувших друг друга копьями. Чтобы не замыкаться в кругу русских ассоциаций, напомним, что тема поединка и взаимного убийства двух равно(не)правых героев обнаруживается в многочисленных текстах мировой литературы: от братьев Этеокла и Полиника до Гамлета и Лаэрта.

Что касается силы взаимных ударов, то диапазон ее приложения, кажется, мотивирован не столько реалистически, сколько поэтически, ср. анафорические созвучия: «от погона до пряжки» (разрублено тело белогвардейца) и «от звезды до зубов» (разрублена голова красноармейца).

107

Никогда уж не будут рабами / коммунары в сосновых гробах, / в завтра светлое, в ясное пламя / вы умчались на красных конях!

В зачине комментируемого фрагмента «дописанный» и, соответственно, переосмысленный К. рефрен из «Песни Коммуны» 1920 г. (муз. А. Митюшина, слова В. Князева) [51]:

Никогда! Никогда! Никогда! Никогда!

Коммунары не будут рабами!

(Русские советские песни: 36)

О мотиве соснового гроба в поэме см. коммент. к «Вступлению», с.114.

Кадр из фильма «Достояние республики»

Красные всадники из заставки фильмов Э. Кеосаяна о неуловимых мстителях

Зачин третьего из комментируемых стихов, возможно, отсылает к образу из «Гимна демократической молодежи» (1950, муз. А. Новикова, сл. Л. Ошанина) [52]: «Счастье народов, / Светлое завтра / В наших руках, друзья!» (Русские советские песни: 315). Образ «ясного пламени» из этого же стиха намекает на активно популяризировавшийся в 1920-е гг. в СССР способ погребения – кремацию (подробнее см.: Щеглов: 376–377; здесь, в частности, сообщается, что первый в стране «крематорий был построен в 1927 г. на территории Донского монастыря и считался одной из туристических достопримечательностей новой Москвы»). Соответственно, «красные кони» из четвертого комментируемого стиха могут восприниматься как метафора огненного погребения, а говоря более приземленно – того пламени крематория, в котором исчезли «сосновые гробы» «коммунаров». Образ «красного коня» у К., как кажется, восходит не только к знаменитой картине К. Петрова-Водкина «Купание красного коня» (1912), но и к «революционному» переосмыслению этого образа Ю. Норштейном во вставном мультфильме из популярного кинофильма «Достояние республики» (1971, реж. В. Бычков).

108

Хлопцы, чьи же вы все-таки были? / Кто вас в бой, бестолковых, увлек? / Для чего вы со мною рубились, / отчего я бежал наутек?

В первых двух стихах К. вновь иронически переосмысляет «Песню о Щорсе» (ср. наш коммент. на с. 162–163):

Хлопцы, чьи вы будете,

Кто вас в бой ведет?

(Русские советские песни: 195)

Риторический вопрос здесь, возможно, подразумевает однозначный ответ, подсказываемый созвучием слов «Щорс» и «черт». Это предположение поддерживается традицией рассматривать революционеров как одержимых бесами, восходящей к европейской реакционной/консервативной публицистике, а в русском варианте – непосредственно к Достоевскому. Ср. также богоборческую риторику первых советских лет, отразившуюся, в частности, в названии повести П. Бляхина «Красные дьяволята» (1921), которая легла в основу сценария одноименного первого советского блокбастера (1923, реж. И. Перестиани), в свою очередь послужившего материалом ремейка и двух сиквелов («Неуловимые мстители», 1966; «Новые приключения неуловимых», 1968; «Корона Российской империи, или Снова неуловимые», 1971), упомянутых выше. В стих М. Голодного уже привычным для нас образом К. вставляет оценочное слово «бестолковых». Будущее время он меняет на прошедшее и тем самым подвергает сомнению один из главных тезисов «Песни о Щорсе»: