Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В голоде и в холоде
Жизнь его прошла,
Но недаром пролита
Кровь его была.
(Русские советские песни: 195)
Этот тезис у К. заменяется чередой недоуменных вопросов, не получающих ответа.
Завершается комментируемая строфа еще одним (см. выше, с. 158 и 163) «инфантильным», словно из детской поэзии взятым словом «наутек», предсказывающим развитие сюжета. Ср., например, в любимом К. «Тараканище» (1923) К. Чуковского: «И скорее со всех ног / Наутек» (Чуковский: 26), в «Петрушке-иностранце» (1927) Маршака: «Опрокинул мой ларек / И пустился наутек» (Маршак: 542), в «Квартете» (1954) Барто: «И косолапый мишка, / Схватив свое пальтишко, / пустился наутек» (Барто: 178) и т. п.
109
Стул в буржуйке потрескивал венский. / Под цыганский хмельной перебор / пил в Констанце тапер Оболенский, / а в Берлине Голицын-шофер
Слева: классический венский стул Тонета; справа: подозрительно миниатюрная буржуйка с отводом вытяжки в традиционную голландскую печь на картине Б. Щербакова «В. И. Ленин и А. М. Горький 20 октября 1920 года». 1970 г.
В строфе совмещены реалии трудной жизни «бывших» людей в Советской России 1920-х гг. (в первом комментируемом стихе, где речь идет, скорее всего, об эпохе военного коммунизма) и в эмиграции (во втором-четвертом стихах, относящихся более ко второй половине десятилетия). Модель, известную как «венский стул», разработал австрийский краснодеревщик Михаэль Тонет в середине XIX в. Простота, прочность и дешевизна сделали эту мебель доступной для большого количества потребителей разных сословий. К началу XX века в России существовало 16 предприятий по изготовлению «венской мебели», а фирма «Братья Тонет» была официальным поставщиком Императорского двора. Разумеется, упоминание этого предмета мебели у К. побуждает внимательного читателя вспомнить о самом популярном советском романе о приключениях «бывших людей» – «Двенадцать стульев» (1927, опубл. 1928) Ильфа и Петрова, тем более что там отыскивается фрагмент, текстуально близкий к первому из комментируемых стихов: «Но тут ведь тоже есть стул? <…> Один шанс против десяти. Чистая математика. Да и то, если гражданин Грицацуев не растапливал им буржуйку» (Ильф, Петров: 120). Металлическая печка-буржуйка, использующаяся как для разогрева/приготовления пищи, так и для быстрого (и столь же быстро теряющегося) отопления помещений, стала почти непременным атрибутом городской жизни конца 1910-х – первой половины 1920-х гг., когда центральное отопление работало очень плохо или вообще не работало, а дрова для растопки обычных печей были в дефиците. Разговорное название (другие варианты – пролетарка, пчелка, моргалка) печь получила после 1917 г. (Козлов 2017: 122). Общим местом в мемуарах об этом времени выступают истории о гибели в пламени буржуйки старорежимной мебели и книг (ср. выше о теме кремации тел коммунаров). Во второй половине XX в. буржуйка переживает ренессанс, связанный с массовым распространением в СССР дач.
Румынская/«цыганская» музыкальная Констанца и «технократический» Берлин упомянуты у К. как крайние пункты русской диаспоры первого периода первой волны эмиграции, отдаленное европейское захолустье и одна из мировых столиц. А весь антураж второго-четвертого комментируемых стихов чрезвычайно напоминает те сцены позднесоветских фильмов, в которых изображались падение и унизительная бедность белой диаспоры. Между прочим, в качестве ночного таксиста, правда, не в Берлине, а в Париже в 1928–1952 гг., зарабатывал на жизнь служивший в 1919–1920 гг. в Добровольческой армии П. Н. Врангеля прозаик Гайто Газданов (1903–1971) (см., например: Орлова).
110
Бились, бились, товарищ, сражались. / Ни бельмеса, мой друг, ни аза. / Так чему ж вы сквозь дым улыбались, / голубые дурные глаза?
Русская пословица, которая приводится в словаре В. И. Даля («Он ни бельмеса не смыслит, ни аза в глаза», то есть ничего не понимает), смонтирована в этих стихах с переиначенной цитатой из еще одной знаменитой песни на стихи М. Светлова – «Песни о Каховке» (1935, муз. И. Дунаевского) [53], впервые прозвучавшей в фильме «Три товарища» (реж. С. Тимошенко): «Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались, / Как нас обнимала гроза? / Тогда нам обоим сквозь дым улыбались / Ее голубые глаза…» (Русские советские песни: 123).
Поскольку у К., в отличие от Светлова, неясно, чьи глаза «сквозь дым улыбались» – мужские или женские, можно предположить, что текст содержит отсылку и к повести Б. Лавренева о Гражданской войне «Сорок первый» (1924), одним из ключевых мотивов которой является мотив синих глаз белого поручика Говорухи-Отрока, в которого влюбилась девушка-красногвардейка Марютка. Ср., например: «Вот гляжу я на тебя, понять не могу. С чего зенки у тебя такие синие? Во всю жизнь нигде таких глаз не видала. Прямо синь такая, аж утонуть в них можно» (Лавренев: 223).
111
Погоди, дуралей, погоди ты! / Ради Бога, послушай меня! / Вот оно, твое сердце, пробито / возле ног вороного коня
Тут цитаты из уже упомянутой выше красноармейской песни «Там, вдали, за рекой»: «И боец молодой / Вдруг поник головой – / Комсомольское сердце пробито. // Он упал возле ног / Вороного коня» (Русские советские песни: 74) соседствуют с отсылкой к знаменитому отрывку из «Сорокоуста» (1920) С. Есенина, в котором, как и в песне, на передний план выдвинут конь («дуралей» у Есенина – это жеребенок):
Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?
(Есенин 2: 83
112
Пожелай же мне смерти мгновенной / или раны – хотя б небольшой! / Угорелый мой брат, оглашенный, / я не знаю, что делать с тобой
В зачине строфы иронически перефразируется песня «Прощанье» (1937, муз. Дм. Покрасса, сл. М. Исаковского) [54]:
Дан приказ: ему – на запад,
Ей – в другую сторону…
Уходили комсомольцы
На гражданскую войну.
Уходили, расставались,
Покидая тихий край.
«Ты мне что-нибудь, родная,
На прощанье пожелай».
И родная отвечала:
«Я желаю всей душой, —
Если смерти, то – мгновенной,
Если раны – небольшой».
(Русские советские песни: 82)
Эпитеты «угорелый» и «оглашенный» (в прямом значении – тот, кто проходит катехизацию (оглашение) и готовится принять крещение) в комментируемых стихах являются синонимами; оба означают «действующий стремительно, бестолково и не вполне осмысленно» (ср. с часто употребляемыми в быту сравнениями: «носишься как угорелый» и «орешь как оглашенный»).
113
Погоди, я тебя не обижу, / спой мне тихо, а я подпою. / Я сквозь слезы прощальные вижу / невиновную морду твою
В финале I гл. К. возвращается к ее началу, варьируя мотивы первой строфы (ср. коммент. к стихам: «Спой же песню мне <…> / Я сквозь слезы тебе подпою», с. 144–145) и прямо вводя в текст ключевую для СПС тему взгляда «сквозь слезы прощальные» (ср.: с. 66–68). Апофеоза в комментируемых (и в двух следующих) стихах достигает та интимизация отношения