вон как старается, из села не вылазит. Где ты такое видела?

Аксинья махнула рукой, принимая из рук старосты кружку с кипятком. Она взглянула на меня оценивающим взглядом, и я снова почувствовал, как внутри разгорается пожар. Этот её макияж, это платье… Она точно что-то задумала.

— Ладно, — вздохнул я, отодвигая тарелку с баранками. — Давай по порядку. Чего он хочет, этот революционер? Кто он такой вообще?

— Да так, — отмахнулась Аксинья, — один из недавно пришлых. Так и сказал, что теперь у него есть права. И я, между прочим, с ним согласна.

— Не может быть! — староста развёл руками. — Аксишка, ты белены что ли объелась⁈ Ты ж всегда за порядок была!

— А я и сейчас за порядок, — улыбнулась Аксинья. — Только не за тот, что вы диктуете, а за тот, который будет справедливым.

— Это ты про что сейчас? — нахмурился Юрий Степанович.

— Про то, что батрачить на вас до самой смерти — это неправильно, — вывалила девушка, не сводя с меня глаз. — Люди должны иметь право на отдых, на нормальную оплату труда, на человеческое отношение.

Я слушал её и не верил своим ушам. Вот же решил провести референдум! Она-то конечно права, но я не могу выполнить все эти требования. Это бред.

— Ладно, — сказал я, стараясь сохранять спокойствие. — Давай сначала разберёмся с этим конкурсом пахарей. И с этими списками. Юрий Степанович, показывай, что там у тебя.

Староста кивнул и достал из конторки несколько листков бумаги. Это были списки беженцев, желающих работать на моих землях, и копии списков тех, чьи имена отправили на освобождение от крепостного права.

Я пробежался взглядом, подмечая знакомые имена. Большинство из них были обычными крестьянами, но были и те, кто занимался ремёслами, и даже несколько торговцев. Напротив их имён стояли соответствующие отметки.

— Ну, что скажешь? — спросил я Аксинью. — Сколько народу его поддерживают?

— Я уже всё составила, — ответила она, доставая из кармана ещё несколько листков. — Вот список тех, кто готов работать на равных условиях. И вот, — она протянула мне ещё один листок, — список тех, кто просит меня стать их представителем и отстаивать их права.

— Аксинья, ты меня пугаешь, — проговорил я, держа в руках бумаги. — Вы, случайно, меня скинуть там не планируете?

— Может быть, — пожала она плечами. — А может и нет. Но я знаю одно — людям нужна уверенность и ваше решение.

Посадить бы их всех на костёр — вот это было бы правильно, а самого зачинщика — на кол, как делалось в моём мире.

Взбаламутил всех крестьян, скотина. Восстания ещё не хватало.

— Ладно, — вздохнул я, понимая, что спорить бесполезно. — Давай так. Напишем указ, что у вольных будут особые преференции, но только при одном условии.

— Каком? — спросила Аксинья, прикусив нижнюю губу.

Как она это делает!

— Чтобы ты отстаивала не только их интересы, но и мои, — отрезал я. — Вот так будет правильнее. И на тебя ложится такая же ответственность. А Юрий Степанович будет за этим следить.

Аксинья смотрела на меня несколько секунд, а потом, наконец, заулыбалась.

— Договорились, — сказала она. — Но и вы не забывайте о договорённостях.

— Не забудем, — почти одновременно ответили мы.

Быстро же она выросла! Мы теперь не просто барин и крестьянка, а почти равноправные партнёры, с некоторыми ограничениями.

— Юрий Степанович, — я повернулся к старосте. — Составьте с Аксиньей список, что они просят. Только не забудьте и обязанности с ответственностью прописать. И мне на согласование. Обставьте эту «революцию», — я усмехнулся, — как полагается.

— Сделаем, Григорий, — кивнул староста. — Я даже знаю, где можно найти рупор.

— Рупор? — сдвинул я брови. — А он нам зачем?

— Ну, как же без рупора-то? — расплылся в улыбке староста. — Настоящая революция должна быть громкой! Вот и устроим им, как полагается. Пусть попробуют потом не работать!

Теперь меня ждёт не только борьба с «Чёрным лотосом», но и с самыми обычными крестьянами. Угораздило же.

— По поводу конкурса пахарей — как договаривались. На следующих выходных свози их в Болотное.

Староста сам не заметил, как потёр ладонями.

— А теперь, давайте по текущим пробежимся, — отодвинул я списки в сторону. — Что у нас с полями и фермами? Что с посевом, с артефактами?

— С посевной всё по плану, свинки тоже растут, — ответил Юрий Степанович. — Как говорил, подготовку начали. А вот с артефактами…

— А что с ними?

— Да просто их не хватает, — пожал плечами староста. — Расставили всё, как полагается, но этого недостаточно.

— И что нам делать? Докупим потом.

— Думаю, можно попробовать использовать одарённых, — ответила Аксинья. — Но, боюсь, конечно, что не сильно поможет.

— Попробуем, — кивнул я.

— Тогда я займусь организацией, — сказала Аксинья. — Если вы не против.

Снова она взяла инициативу в свои руки. Как же мне всё-таки с ней повезло.

— Хорошо, — ответил я, посмотрев на часы. Время близилось к обеду. Неплохо бы самому посмотреть на этих «революционеров». — Тогда я пойду подышу, проверю, как там дела.

На площади уже собирались люди. Кто-то спорил, кто-то смеялся, кто-то обсуждал последние новости. Когда я подошёл ближе, разговоры смолкли.

— Доброго дня вам, ваша светлость! — крикнул кто-то с толпы.

— Доброго! Как посевная?

— К осени должны закончить!

Раздался дружный смех.

— Тогда договорились! — улыбнулся я.

Да, от скуки я точно не умру.

Тут со стороны полей послышались весёлые голоса, и все, без исключения, повернулись к ним. А вот и наши свободолюбивые пахари!

Что ж, пора познакомиться с этим «революционером».

Глава 19

Зачинщика всех этих народных волнений я заприметил сразу. Невысокий мужичок, лет сорока, с крупными ладонями и острой, торчащей бородкой. На голове — лихо сдвинутая набок кепка.

Он гордо вышагивал, высоко задрав нос, тогда как остальные пахари едва поспевали рядом, с открытыми ртами слушая его пламенные речи. Говорил тот хоть и не очень громко, но звучал уверенно, даже я немного заслушался.

Незаурядная личность. Первое, что приходит на ум при виде этого самодовольного хлыща — как он вообще сюда попал? На