простого крестьянина он явно не тянет. Скорее, на разорившегося купца или помещика, которому присудили отрабатывать долг тяжёлой работой. Или на какого-нибудь странствующего проповедника, которого попёрли с последнего места жительства и он пришёл искать успеха в Ваганьковское.

— Доброго дня, ваша светлость! — пристукнул он каблуками, увидев меня среди крестьян. В его голосе чувствовались нотки иронии.

Мне показалось, или у мужика проблемы с произношением? Слова будто немного расплывались. Ладно, проехали. Сейчас главное узнать, что за птица пожаловала в моё поместье.

— Слышал я, у нас первые победители наметились? — я по-хозяйски ткнул руки в бока, стараясь выглядеть непринуждённо. Сейчас за мной наблюдает половина села. Пусть вспомнят, кто здесь главный и на чьей земле они находятся. Хотя, если честно, я сам не понимаю, что тут происходит. Не проще ли прихлопнуть этого плюгавого и повесить на въезде в имение?

Ага, вот они, красавцы!

Два рыжих пахаря, с практически одинаковыми лицами, испуганно покосились на мужика в кепке и перевели взгляд на меня. Выглядели они, как два перепуганных воробья, попавших в когти ястреба. Только кого из нас двоих они считают ястребом, пока не ясно.

— Так вот же ж они, ваша светлость! — ответил за них мужичок в кепке, кивая на рыжих. — Иван да Степан! Трудяги те ещё!

— Молодцы, мужики, — согласился я, — слышал, вы всю бригаду обошли?

— Это ещё мягко сказано! — воскликнул мужичок в кепке, картинно разводя руками, чем вызвал среди зевак восторженные улыбки. — Они пахали, как… как… да как тракторы!

— Тракторы? — сдвинул я бровь. Да ты, родной, явно не понимаешь, что несёшь.

— Ну, или как каменные големы, — поправился он, почёсывая затылок. — Суть-то одна, ваша светлость!

Я кивнул, пытаясь скрыть улыбку. Мужик точно не в своём уме.

— Ну а тебя как величать? — обратился я к нему.

— Да Прохор я, ваша светлость, — ответил тот, выпятив грудь. — Прохор Петрович. И я…

— Председатель профсоюза! — выкрикнул за него один из пахарей.

— Да, именно! — подтвердил Прохор, раздувая ноздри. — Профсоюз — это сила! И мы, крестьяне, тоже имеем права!

— Права, — кивнул я, стараясь не рассмеяться. — Это хорошо, что у вас есть права. А какие, если не секрет?

— Ну, — начал Прохор, загибая пальцы, — во-первых, мы требуем восьмичасовой рабочий день.

— Восьмичасовой рабочий день? — переспросил я, нахмурившись. — А раньше сколько работали?

— По четырнадцать часов, — ответил один из пахарей, поглядывая на Прохора.

— Ого, — протянул я. — Это действительно много. А что ещё?

— Во-вторых, — продолжил Прохор, — мы требуем достойную оплату труда. Не хотим мы работать за миску похлёбки! Слышал я, что в некоторых княжествах платят оклады и премии. Чем мы хуже тамошних мужиков? Пусть и у нас также будет! Верно я говорю, родимые?

По толпе пробежали воодушевлённые возгласы.

Серьёзная заявка. С таким задором мы скоро и до присуждения титулов доберёмся. Пусть все баронами да баронетами станут! Раскатал мужик губу. Его б на фабрику — производство поднимать. Главное чтоб, обратного эффекта не получилось. Кстати, предложу-ка я его Корсуньскому! Может тот найдёт куда этого революционера-фантазёра пристроить?

— Справедливо, — согласился я. — За оплату согласен, а вот про остальное даже не слышал, а потому — отклоняется. Дальше что?

— В-третьих, — голос Прохора стал ещё более торжественным, — мы требуем создания рабочего комитета! Чтобы крестьяне сами могли контролировать свои условия труда!

— Рабочего комитета? — переспросил я, чувствуя, как мои брови пытаются покинуть голову. Это уже перебор. Откуда он столько понабрался?

— Ну, да! — закивал Прохор. — Каждый должен сам решать свою судьбу! Может кто хочет в столовой на раздаче работать, или на складе, в тепле на табуретке сидеть, а его за плуг ставят! Не справедливо так. Пусть место работы каждый сам выбирает!

На этот раз восторженных выкриков не последовало. Видимо, понимает всё же народ, что мужика немного не туда понесло.

— Хорошо, — я почесал затылок, делая вид, что думаю, — а если все в кладовщики пойдут, кто ж хлеб выращивать будет? Аграфена Аркадьевна получается? Так что ли! Остальные же на складе сидят, больше некому!

Теперь даже рыжие братья-пахари загоготали.

Я обвёл крестьян взглядом. Была в их глазах не только усталость, но и жажда перемен. И что же мне с ними делать? Можно, конечно, отмахнуться от этих требований, но я сам заложил первый камень, когда начал всячески их поощрять.

— Хорошо, — я прошёлся перед выстроившимися в шеренгу пахарями. — Я согласен на восьмичасовой рабочий день. И я согласен на достойную оплату труда.

— Ура! — не удержался кто-то из крестьян, но увидев, что все стоят тише воды, прикрыл рот и растворился в толпе.

— Но, — я поднял указательный палец, — создание рабочего комитета мы обсудим позже.

— Почему? — недовольно буркнул Прохор.

— Потому что я ещё не решил, — отрезал я. — И мне нужно время, чтобы всё обдумать. Это первое, а во-вторых — кроме прав есть ещё и обязанности, которые тоже нужно прописать! И что будет за их невыполнение, а то новый график вы получите, а работа стоять будет. Так не пойдёт!

Прохор недовольно поморщился, но ничего не ответил. Понимает, скотина, чем пахнет.

Первый шаг сделан, но до конца победа ещё не одержана.

— А теперь, — с улыбкой продолжил я, — давайте поговорим о победителях нашего конкурса. Иван и Степан, идите ко мне. Посмелее, не кусаюсь я.

— А вот и грамоты уже готовы, ваша светлость! — за спиной раздался голос Юрия Степановича. Рядом стояла Аксинья с кипой бумаг.

Он передал мне лист белой бумаги с аккуратно выведенными на ней буквами. Я порыскал по толпе глазами и остановился на пацане лет десяти.

— Ну-ка, малой. Тащи молоток и гвозди.

Парень убежал выполнять поручение, а я повернулся к победителям.

Братья-пахари, испуганно переглянувшись, подошли ближе.

— Молодцы, — похлопал я их по плечам. — Заслуженная будет награда!

— И какая же награда? — спросил Иван, с недоверием глядя на меня. — А то говорят, что как всегда ничего не дадут.

— Это кто же такое говорит?

Иван стушевался, но всё же выдал распространителя клеветы с потрохами. Он коротко глянул на Прохора и пожал плечами.

—