для мира в целом. Вы всё время воюете, вам всё время чего-то не хватает…

– Не надо обобщать, – бурчу я.

– Не надо, – легко соглашается она. – Но портал закрыли. Те, кто остался, должны были затереть следы – полностью это сделать не удалось, люди до сих пор помнят ту войну. Получилось скрыть детали и причины, сгладить самые явные доказательства присутствия магии…

Я киваю: попадались мне рассказы о ядерной войне в девятнадцатом веке, потопе, древних обелисках, которые, как считают некоторые, нельзя было обработать не только ручным трудом, но и современными технологиями. Подозревают, как водится, инопланетян – ну раз так, не слишком-то они и ошибаются.

– И зачем вы тогда вернулись? Решили проверить, не перевоспиталось ли человечество?

– Не говори ей, – бросает появившаяся рядом Ундина. – Некогда болтать.

Она поворачивается ко мне и раздражённо щурится. Огоньки свои она погасила, платье теперь выглядит просто мокрым и облепляет фигуру в ключевых местах. Вот обязательно надо выпендриться. Что я ей, Влад, что ли? Очень хочется ляпнуть, чтобы высушилась, а то ж простудится, но приходится держать себя в руках.

Ундина убеждается в отсутствии эффекта, фыркает и отбрасывает за спину волосы.

– Драконы сказали – было темно, – отрывисто сообщает она. – На берегу ходили люди, больше одного. Они не стали подплывать близко, наблюдали. Потом стало страшно. Потом будто кто-то звал, долго. Та, что погибла, тоже боялась, но детёныш уплыл к берегу. Отправилась искать. Не вернулась.

Я пытаюсь переключиться с изучения истории на проблемы современности. Несколько человек на берегу – Кожемякин, значит, не был там один, ага. Страшно – это могла быть отпугивающая сирена… Хотя браконьерам вряд ли нужно разгонять потенциальных жертв. Какая-то магия? Чтобы напугать, подавить волю, заставить слушаться?..

– Потом повторилось. – Ундина через плечо глядит на воду. – Там, но тише.

Я встаю, приподнимаюсь на цыпочки, потом забираюсь на ствол и, придерживаясь за удобно торчащую рядом ветку, вглядываюсь в противоположный берег. Солнце кстати прячется за тучку, и мне удаётся рассмотреть на воде несколько округлых красно-белых предметов. Так, стоп, это же поплавки, которые держат сеть возле лагеря!

Я спрыгиваю на песок и пытаюсь соображать.

– Это получается, – говорю медленно, – что сначала убили дракониху на берегу. А потом пошли в лагерь и перерезали цирковых. Знать бы, зачем это вообще было нужно, от них ведь совсем маленькие камни… Разве что за компанию с Вероникой?

– Он торопится, – предполагает Саламандра. – Раньше ему нужна была энергия, чтобы просто жить. Сейчас – чтобы выйти. В прошлый раз – помнишь? – он повредил границу. Есть трещинка. Можно расширить, но нужна помощь извне.

Ещё б я не помнила. Но, ёлки-иголки, почему нельзя было сказать сразу?! Я даже представить боюсь, что будет, если этот гад действительно выберется!

– Вы же должны знать, где его заперли! – соображаю я. – Почему нельзя туда прийти и заделать все щели?

Зря спросила. Нет, они честно пытаются объяснить, но мне остро не хватает образования, чтоб осознать взаимодействие миров и энергий. Понять удаётся только то, что у волшебной тюрьмы нет конкретного географического местоположения. Щель соединяет миры, но даже элементалям непросто отыскать место, где истончилась граница.

Отлично. Им непросто, они облажались – поэтому давайте всё свалим на меня.

– Он убивает драконов и уже взялся за людей, – говорю зло. – Если вы ещё зимой узнали про щель, кто мешал поискать? Элементалей много, соберитесь вместе и…

Ундина снова шипит и мерцает – не то пытается в кого-то превратиться, не то, наоборот, сдерживается, чтоб на эмоциях не натворить дел. Саламандра вздыхает, снова гасит огонёк, разводит руками. Я чувствую потребность рычать, Гошка, откликаясь на мои эмоции, выныривает из веток, лезет на руки и тихонько урчит. Ну что опять такое?!

…А то, что по отдельности элементали умеют, как выясняется, не так уж много – а ещё они строго территориальные твари. Баланс, видите ли, нарушается, если существа одной стихии приближаются друг к другу на определённое расстояние, оттуда и потопы с пожарами, и вообще всякое нехорошее. Близко контактировать могут максимум четверо: Саламандра, Ундина, Сильф – элементаль воздуха и Гном, отвечающий за стихию земли.

А вот на территории нашей и нескольких соседних областей наблюдается недостаток кадров. Сперва девочки были только вдвоём, сейчас Сильф вроде как есть, но не желает общаться. Суть конфликта мне не пояснили, но Ундина заявила, что он грубиян, а Саламандра вздохнула, что молодой и слишком эмоциональный. Именно «он» – как оказалось, элементали бывают не только изящными девушками, но и мужиками.

Тот запертый изначально был Гномом, контроль над стихией земли у него наверняка до сих пор силён, но влиять на другие стихии он тоже может. Помешать ему выйти одна Саламандра смогла, но вот на то, чтоб запереть его заново, сил у неё не хватит точно, нужно хотя бы трое.

– От нас он скрывается. Нужно искать ученика.

Я молча киваю. Логика в этом плане есть: элементали притворяются, что не при делах, мы с Князевым ищем очередного мага, соблазнившегося обещаниями силы и власти – или ведьму, как повезёт, – а уж через него можно выйти на конкретное место.

– Он проявляет больше активности, значит, цель близка. Мы боимся, что всё решится в течение ближайших дней, – с проклюнувшейся досадой говорит Саламандра.

Ундина, конечно, не может не вмешаться и тычет в меня пальцем:

– А ты – не справилась!

– А ты мне хоть что-то дала, чтоб я справилась?! – огрызаюсь я. – У меня нет ни силы, ни полномочий, в прошлый раз хотя бы Знак был – а сейчас? Полиции я не указ, Особому отделу тем более, а лезть в противостояние с магом мне вообще не с чем! Амулетик ваш, – я щёлкаю по медвежьей лапе, – что есть, что нет его.

Элементали переглядываются. Саламандра берёт меня за руку, гладит ладонь мягкими тёплыми пальцами. След от Знака под рукавом начинает чесаться, я почти уже поверила, что его снова включат, – но тут Саламандра качает головой и отступает.

– Я не могу поставить Знак дважды. У тебя сохранилась часть моей силы, если добавить – умрёшь или сойдёшь с ума. Это запрещено вашими законами – а законы утверждены высшим драконом. Нельзя.

Я раздражённо вздыхаю. Ну отлично, им нельзя, мне нельзя – ловите, барышня, опасного преступника голыми руками. Но высказаться на тему я не успеваю: Ундина вдруг фыркает и протягивает мне сложенные лодочкой ладони.

– Пей.

Вода в её руках прозрачная и бликует солнечными зайчиками. Надеюсь, она не в водохранилище её зачерпнула?..

– Что это?

– Живая вода, – насмешливо отвечает она. – Как в ваших сказках. – Я смотрю скептически, и Ундина нетерпеливо топает ногой. – Сила. Моя. Мне можно. Пей – или не ной.

Я кошусь на Саламандру. Та хмурится, потом кивает.

Князев меня убьёт, точно. А Сашка…

А Сашка, кажется, решил, что он мне больше не жених.

В голове звучит голос Настасьи: «Ой, ду-у-ура…»

Ага. И с шилом.

Я ссаживаю Гошку обратно на дерево, шагаю ближе, наклоняюсь, беру ладони Ундины в свои, как чашку. Пальцы у неё ледяные, вода тоже, первый глоток обжигает горло, я рефлекторно пытаюсь отпрянуть, но струйка взлетает следом, впивается в онемевшие губы. Ощущение, что я проглотила сосульку целиком, волна холода стремительно распространяется по телу, след от Знака Саламандры вспыхивает болью, сама Саламандра подхватывает меня под руку и что-то говорит…

Не слышу.

Не понимаю.

Не вижу.

Холодно.

Больно.

На периферии сознания слышится испуганный Гошкин визг, перед глазами снова мелькают тёмные пятна и солнечные зайчики, мир кружится, кружится, кружится, меня мутит с новой силой, последняя связная мысль истерически бьётся в черепной коробке: хорошо,