Может, имеет смысл сказать ему об этом?..

— Юра, — начала она, чувствуя себя последней идиоткой, — явсе понимаю, конечно, но вы должны помнить, что если тут… — она хотела сказать«со мной», но сказала:

— …если тут с нами что-то случится, бабушка позвонит ИвануИвановичу и…

Юра Латышев вдруг захохотал во все горло.

То они все шептали, а то он вдруг захохотал так, чтозадрожали старые канделябры на полке и, кажется, даже шторы зашевелились, — Чтовы! Замолчите!

— Так как же? — спросил он и снова засмеялся. — ИванИванович-то, собственно, мой главный заступник и есть. Это он меня пристроил наработу к вашей бабушке, если вы запамятовали! Сто лет назад!.. А если мы с нимв преступном сговоре?

Анфиса молчала. Он так говорил, что становилось как-тосовсем не страшно и понятно, что все ее опасения — чепуха.

Бабушка любила это слово. " "

«Чепуха!» — говорила она, и казавшееся сложным дело вдругтеряло не то что сложность, но и всякий смысл.

— Мотивы, мотивы, — продолжал Юра, — у нас с ИваномИвановичем в таком случае должны быть мотивы. Это, между прочим, на первомкурсе проходят.

— На первом курсе чего?

На этот вопрос он предпочел не ответить, как никогда неотвечал на вопросы, связанные с ним самим.

— Какие у нас с Иваном Ивановичем могут быть мотивы?Подождите! — прикрикнул он, обнаружив, что она собирается двигаться дальше покоридору. — Давайте выясним наши запутанные отношения.

Волшебство, вдруг вспомнилось ему. Прямое я обратное, какматематическая функция. Он еще не разобрался хорошенько, какое именноволшебство было во всем этом, но оно определенно было и осуществлялось по своимзаконам.

— Какие еще отношения, Юра?!

— Мы не можем идти на дело, если не доверяем друг другу, —сказал он совершенно серьезно. — Значит, так. Мотивов для убийства соседа уменя нет. Кроме того, оно мне очень неудобно, потому что оно заботит моюхозяйку, даму во всех отношениях самостоятельную, и я теперь должен воплощать вжизнь ее замыслы, провожать ее внучку на место событий и так далее.

— Могли бы не провожать!

— Это я к тому, что мотивов нет, Анфиса! У Ивана Ивановичавообще никаких нет. Кроме того, он обожает вашу бабушку, квохчет над ней…

— Что он делает?

— А вы никогда не замечали?

— Нет, я замечала, но…

— И у него тоже проблемы, потому что проблемы вашей бабушкинемедленно начинают волновать и его: Странно, что он сегодня не примчался.Видимо, ей удалось все от него утаить, когда он звонил.

О да. Бабушка могла утаить все, что угодно, от кого угодно!

— Если бы я хотел вас ограбить, я мог бы сделать это уже стоили двести раз, и, кроме того, мне не надо было бы вначале убивать соседа,привлекая сюда милицию, "Скорую " и профсоюзы!

— Какие… профсоюзы?

— Успокойтесь, — сказал он сердито, вдруг устав от своегомонолога, — я не убийца и к соседу никакого отношения не имею. Все будетхорошо, мы благополучно вернемся домой, обещаю вам.

— Юра, — фальшиво сказала Анфиса, — вовсе ничего такого я неимела в виду!

— Имели, имели! Идемте. Сейчас во коридору направо.

— И что там?

— Как раз спальня.

— Где он… умер?

Юра промолчал.

Анфиса заправила за ухо короткие волосы. Ей не хотелось тудаидти. Все это оказалось намного серьезнее, чем ее обычные «детективные»приключения вроде украденных пятисот рублей и пропавших договоров.

Но не останавливаться же на полдороге! Она пошла «на дело» идоведет его до конца.

Значит, что там было, такого важного?..

Капли воска, открытая дверь и подушка.

К этому только что добавилась кухонная форточка, котораясовершенно точно была закрыта, — Юра проверял ее, когда обнаружил мертвогоПетра Мартыновича.

Но самое, самое главное — воск. Откуда взялся воск на рукепокойного, если он был найден в своей постели как бы умершим во сне, аэлектричество точно не отключали?!

— Сюда.

Дверь тихонько проскрипела, открываясь. За дверью былалунная комната с темными бревенчатыми дачными стенами, фотографиями в латунныхрамках — размытый свет равнодушно скользил по ним и скатывался, незадерживаясь. Раскрытая постель под этим светом казалась неестественной, синей,как остывший труп. За окнами лежал скучный растаявший огородик — ни одногодеревца, только взрытая земля с островками залежавшегося снега.

Беда, беда…

— Юра, дайте мне фонарь.

— У вас в руке фонарь.

Ах ты господи, как же это она забыла! И правда фонарь у нее!

Желтый луч, показавшийся неожиданно ярким, проткнул темнотуи уперся в бревенчатую стену.

Там кто-то стоял, наклонив голову, словно приготовившись прыгнуть.

Анфиса вскрикнула и уронила фонарь.

— Ч-черт!..

Он покатился, желтый луч описал широкую дугу и замер заножкой продавленною кресла. Из кресла прямо в этот луч свисали лоскутыпорвавшейся обивки, как внутренности выпотрошенного трупа.

— Анфиса, что случилось?! Вы где?!

— Там… там…

Она показывала рукой туда, где только что кто-то стоял, иЮра быстро посветил в ту сторону.

Там никого не было.

Совсем никого.

Но она же ясно видела, что секунду назад там кто-то стоял! Иэто явно не было галлюцинацией!

— Что такое?! Что вы там увидели, Анфиса?!

— Там был… человек!

— Там никого не было.

— Там точно кто-то стоял!..

Он поводил фонарем по стене, и луч уперся в старуюфотографию. Анфиса схватила Юру за рукав.

— Что это такое?! — с ужасом спросила она.

Он посмотрел на нее, смутно сожалея, что не может посветитьей в лицо.

— Это фотография, Анфиса. Просто фотография. Очень старая.Видите, ретушь?

Анфиса отцепилась от его локтя и подошла поближе. Тениползали по фотографии, словно портрет гримасничал.

— Господи, как это он такую ужасную фотографию в спальнеповесил?