— Я свободен от всяких обязательств. Передача Эреньоравсегда меня смущала. Теперь, если договор и будет заключен, мы возвращаемся кнему ab initio.[15] И вообще, не уверен, что нам это нужно. Нуих к чертям собачьим.

— Готов ручаться, Арканс еще жив.

— Думаешь, Люк держит его в заложниках, чтоб я не далему статуса внутри Золотого Круга?

Я пожал плечами:

— Насколько Арканс тебе дорог?

— Ну, я бедолагу в это втянул и считаю себяответственным. Не настолько, впрочем, чтоб ломать из-за него копья.

— Вполне понятно.

— В такое время обращаться ко второсортной державевроде Кашфы напрямую — только ронять наше достоинство.

— Верно, — кивнул я. — К тому же Люк пока ещене официальный глава государства.

— Если б не я, Арканс по-прежнему жил бы в своейусадьбе, а Люк, насколько я понимаю, твой товарищ — коварный, конечно, но всеже товарищ.

— Упомянуть ему об этом на предстоящем обсужденииатомной скульптуры Тони Прайса?

Рэндом кивнул:

— Чувствую, такая возможность представится очень скоро.И вообще, тебе вполне прилично побывать у друга на коронации — как частномулицу, разумеется. Твое двойное наследие придется как нельзя кстати, а с другойстороны, мы окажем ему честь.

— И все равно я уверен, что ему нужен договор.

— Если мы и решим на это пойти, Эреньор ему негарантируем.

— Понял.

— А ты не уполномочен что-нибудь от нашего имениобещать.

— Тоже понял.

— Тогда, может, приведешь себя в порядок и поговорить сним? Твоя комната как раз под провалом. Я видел целую балку. С нее и спрыгнешь.

— Хорошо, — сказал я, поворачиваясь к дыре. —Только сперва еще один вопрос, совершенно на другую тему.

— Да?

— Отец в последнее время не заглядывал?

— Я, во всяком случае, ничего об этом не знаю, —отвечал Рэндом, медленно качая головой. — Разумеется, мы все умеемскрывать свои появления и исчезновения. Но, думаю, он бы все-таки мне сказал.

— Наверное. — Я вышел через стену, обойдя провалстороной.

Нет.

Я повис на балке, раскачался, отпустил руки и ловкоприземлился посреди коридора, примерно между моими дверьми, только одна из нихисчезла, а заодно и самый кусок стены, в которой располагался вход (или выход,это уж откуда смотреть), мое любимое кресло и стеллаж с раковинами, которые ясобирал на пляжах всех миров. Жалко.

Я потер глаза и оглянулся. Даже разрушения в квартире отошлина второй план. Черт возьми, квартиры мне громили и раньше. Обыкновеннотридцатого апреля.

Как в «Ниагарском водопаде», я медленно обернулся…

Нет.

Да.

Напротив моей комнаты, там, где совсем недавно стояла глухаястена, открывался коридор. Его-то отблеск я и заметил, прыгая с балки. Обалдетьможно. Боги вновь изменили закадровую музыку в моей жизни.

Я бывал в этом коридоре, но тогда он открылся в одном изпривычных мест — возле кладовых на четвертом этаже. Одна из загадок ДворцаАмбера, Зеркальный Коридор, не только был в одну сторону длиннее, нежели вдругую, но и содержал несметное, буквально несметное количество зеркал.Попробуй их сосчитать, и цифры никогда не сойдутся. В высоких шандалах горятсвечи, создавая причудливую игру бесчисленных теней. Здесь есть большиезеркала, маленькие, узкие, широкие, цветные, искажающие, зеркала в причудливыхрамах — резных или чугунных, в простых рамах, без рам; зеркала, составленные измножества повернутых многоугольников, неправильных ячеек, кривые зеркала,

Я несколько раз ходил по Зеркальному Коридору, вдыхал ароматблаговонных свечей, иногда угадывал за отражениями чье-то ускользающееприсутствие Я чувствовал его сложное очарование, но ни разу не пробудил егоспящего гения. Может, и к лучшему. От Зеркального Коридора не знаешь чего ждать— так, по крайней мере, говорил мне Блейз. Он не мог сказать, переносят лизеркала в таинственные уголки Тени, гипнотизируют ли, навевают странные цветныесны, перебрасывают в чисто символические области, играют со зрителем в опасныеили безвредные интеллектуальные игры, ничего из этого, что-то из этого или всеэто сразу. В любом случае игры эти не вполне безобидны — воров, слуг и гостейвремя от времени находят в сверкающей глубине мертвыми, остолбеневшими илиповредившимися в рассудке, часто с очень странными выражениями на лицах. А вовремя равноденствий и солнцестояний — хотя это может прийтись и на любое другоевремя — коридор перебирается на новое место или совсем пропадает до поры. Егопредпочитают избегать, хотя он с одинаковой вероятностью дарует блага игорести, треплет нервы или подбрасывает дельное предзнаменование. Эта-тонеопределенность и пугает.

А иногда, говорили мне, он словно нарочно кого-торазыскивает, неся свои двусмысленные дары. Считается, что в таких случаяхприглашение безопаснее принять.

— Ладно, ладно, — сказал я. — Точно сейчас?

В зеркальной глубине заплясали тени, потянуло дурманящимароматом. Я шагнул вперед и похлопал стену. Фракир не шелохнулась.

— Это Мерлин, и, вообще-то, я тороплюсь. Ты уверен, чтохочешь отразить именно меня?

Пламя ближайшей свечи на мгновение обрело очертания ладони изазывно качнулось.

Я выругался и шагнул вперед.

Ощущения, что я попал совсем в другое место, не возникло.Пол устилала длинная красная дорожка. В воздухе кружились пылинки. Дрожаниесвечей превращало мой наряд в трико Арлекина, лицо — в пляску теней.

Мерцание.

На миг почудилось, что из маленького овала в чугунной рамена меня строго глядит Оберон — то ли игра света в зеркалах, то ли и впрямьотблеск его былого величия.

Мерцание.

Готов поклясться, что слева из серебристого прямоугольника вфарфоровой цветочной раме глянула звериная харя с моими чертами, высунула язык,но, едва я повернулся, мигом преобразилась в человеческую.

Иду. Шаги звучат глухо. Дыхание стеснено. Интересно, не порали призвать Знак Логруса или даже Образа? Делать этого не хотелось, слишкомсвежи были в памяти малоприятные свойства обеих Сил. Я чувствовал: сейчас что-топроизойдет.