— Не приближайтесь ребята, — потребовал вдругПризрак. — Я так перетрусил, что за себя не отвечаю.

Оба Знака остановились. Слеза по коридору приближался Дроппа,пьяным голосом выводя разухабистую балладу. Голос смолк, потом, уже неуверенно,начал «Скалу Времен». Эта песня тоже оборвалась, донесся шум падающего тела извон стекла.

Мне подумалось, что с этого расстояния я бы мог мысленнодотянуться до Камня. Впрочем, кто его знает, что бы из этого вышло, учитывая,что все четыре главных участника столкновения — не люди.

Кто-то вызывал меня по Козырю.

— Да? — спросил я шепотом.

Голос Дворкина произнес:

— Насколько это в твоей власти, не позволяй Логрусузавладеть Камнем.

И тут из багрового зева раздался голос — хриплый, он отслога к слогу менял высоту и казался то мужским, то женским:

— Верни Око Хаоса. Единорог взял его, когда онисхватились, в начале времен. Оно краденое. Верни его. Верни.

Голубое лицо над Путем не материализовалось, но голос былтот же:

— Оно оплачено кровью и болью. Оплачено сполна.

— Камень Правосудия и Око Хаоса или Око Змея — разныеназвания одного самоцвета?

— Да, — отвечал Дворкин.

— Что будет, если Змей получит свое око обратно? —полюбопытствовал я.

— Вселенная скорее всего погибнет.

— Ох.

— Что мне за него дадут? — спросил Призрак.

— Дерзкий механизмишко! — прогремел Образ.

— Наглая конструкция! — взвыл Логрус.

— Оставьте комплименты себе, — сказалПризрак, — и предложите что-нибудь посущественней.

— Я могу выхватить его у тебя. — отвечал Образ.

— Я могу изорвать тебя в клочки и отнять егосилой, — объявил Логрус.

— Ничего подобного вы не сделаете, — заявил Призрак, —потому что сосредоточиться на мне — значит подставиться противнику.

Я услышал, как Дворкин хихикнул.

— Объясните, — продолжал Призрак, — зачемспустя столько времени ворошить старую ссору.

— Вот этот перебежчик, — Логрус выбросил в моюсторону протуберанец, чтоб не оставить сомнений в личности перебежчика, —нарушил равновесие в пользу моего врага.

Запахло паленым волосом, я загородился рукой.

— Минуточку! — вскричал я. — Мне не оставиливыбора.

— Выбор был, — проревел Логрус. — И ты егосделал.

— Сделал, — отвечал Образ, — но лишьвосстановил равновесие, которое ты нарушил в угоду себе.

— Восстановил?! Перегнул в другую сторону! В твою! Асклонил его отец этого предателя… — От Логруса снова оторвался огненныйязык, я снова закрылся рукой.

— Без моего участия.

— Но, вероятно, по твоему наущению.

— Если бы ты сумел передать Камень мне. — сказалДворкин, — я бы спрятал его до выяснения обстоятельств.

— Не знаю, смогу ли я до него добраться, —отозвался я, — но буду иметь в виду.

— Дай его мне, — прорычал Логрус, — и ясделаю тебя своим первым служителем!

— Ты — машина для обработки данных, — загремелОбраз. — Я дам тебе знание, каким не обладает вся Тень.

— Я дам тебе власть, — сказал Логрус.

— Неинтересно, — ответил Призрак.

Цилиндр закрутился и был таков.

Девушка, Камень и все остальное исчезло.

Логрус взвыл, Образ взревел. Знаки ринулись один на другой.Они должны были столкнуться где-то возле комнаты Блейза.

Я вызвал все защитные чары, какие мог. Мандор за моей спинойсделал то же самое. Я закрыл голову, подобрал колени и…

Я падал. Меня ослепило беззвучным взрывом. Обломки сыпалисьсо всех сторон. У меня было такое чувство, будто я угодил в авиакатастрофу ипогибну, не возвестив миру свое открытие. Путь так же мало печется о детяхАмбера, как Логрус — о Дворе Хаоса. Силы заняты собой, противником, основнымипринципами мироустройства, Единорогом и Змеей, геометрическими проекциямикоторых скорее всего являются. Им плевать на меня, на Корал, на Мандора,возможно — даже на Дворкина и Оберона. Мы — букашки; в крайнем случае — пороюорудия, порою — докучная помеха, нас можно использовать по мере надобности, апотом ломать…

— Дай руку, — сказал Дворкин из Козыря.

Я ухватился за него и грохнулся к его ногам на цветастыйковер, в комнате без окон (ее мне описывал отец), среди книг и заморскихдиковинок, под чашами света, которые висели в воздухе без всякой видимой опоры.

— Спасибо, — сказал я, вставая, отряхиваясь ипотирая ушибленное бедро.

— Я поймал отголосок твоих мыслей, — произнесгорбун. — Все не так просто.

— Уверен. Просто мне иногда нравится впадать впессимизм. Много ли правды в том, что мололи здесь Силы?

— Все правда, — отвечал Дворкин, — с их точкизрения. Главная загвоздка в том, как они толкуют действия противника, да еще —привычка на каждое событие припоминать другое, более древнее. Скажем, разрыв вПути был на пользу Логрусу, и не исключено, что Логрус и впрямь исподвольруководил Брандом. Но в таком случае Логрус может сказать, что это — возмещениеза День Сломленных Ветвей несколько столетий назад.

— Никогда о таком не слышал, — сказал я.

Дворкин пожал плечами:

— Ничего удивительного. Все эти события важны, всущности, только для них самих. Я о другом — такой спор всегда сводится кпервопричинам, а те весьма сомнительны.

— Каков же ответ?

— Ответ? Мы не в классе. Ответа, который устраивал быкого-нибудь, кроме философов, — то есть который имел бы какие-либопрактические следствия, — не существует.

Дворкин достал серебряную фляжку, плеснул из нее зеленойжидкости, протянул мне бокал:

— Выпей.

— Я так рано не пью.

— Это не спиртное, а лекарство, — пояснилон. — Ты на грани срыва, хотя, вероятно, сам того не понимаешь.