я вернусь» и… сую телефон под подушку. Да, может быть, это малодушно. Плевать… Прямо сейчас я не чувствую себя достаточно сильной, чтобы вновь ему не поддаться. Всё во мне — моё тело, моя душа — рвётся домой, к нему. Мой дом и есть он. Вот только… сам Казак не считает так. А я его слишком люблю, чтобы с этим мириться. Мне невыносимо быть с ним и… не быть.

Глава 25

Андрей

— … и если мы всё же хотим сохранить в этом месте карнизы и розетки с лепниной, произвести работы по шумоизоляции не получится. Для этого потолок надо опустить хотя бы сантиметров на десять. Они здесь высокие. Позволяют… — распинается прораб.

— Вы с ума сошли?! — идёт за ним по пятам задетый в лучших чувствах реставратор проекта. — И ради какой-то шумоизоляции уничтожить изумительное произведение искусства?! Андрей Владимирович, это же преступление! Мы не можем…

— Конечно, нет, — рассеянно соглашаюсь я и снова нервно кошусь на телефон. Какого чёрта? Где она ходит? Я звоню уже который раз и не могу дозвониться, а ведь я не для себя стараюсь. Ну правда. Не мне же эта лепнина нужна. Это Нелли от неё в восторге. И во всём, что здесь происходит, я ориентируюсь преимущественно на её вкус. С ней советуюсь и прислушиваюсь лишь к ней.

Сначала я себе это объяснял тем, что у Нелли уже есть большой опыт в приведении коммуналки в порядок. Но не так давно я всё же был вынужден признать, что дело совсем в другом. Эта квартира ценна для меня не своим расположением, не лепниной, не площадью, не её заоблачной стоимостью, которая лишь возрастёт, когда мы закончим. Главным для меня является то, что это дом Нелли. Точнее, наш дом. Ведь все мои мечты о жизни в этих стенах были связаны только с ней. Другое дело, что очень долго я сам этого не понимал.

А ведь насколько всё было просто… На поверхности буквально. Перед глазами кухня с проекта дизайнера: изразцовая печь, кухонный гарнитур, а в стороне, у окна, шикарный обеденный стол, за которым Нелли накрывает завтрак, и Мишка ей помогает. Или, скажем, спальня… Мы сошлись на том, что в идеале спальня Нелли не может быть главной. Ведь в ней огромное место занимает её гардероб. И тогда уж проще отвести её под гардероб целиком, а самим занять комнату побольше. Например, бывшую комнату Димки, которая так удачно расположена аккурат рядом с санузлом, где мы мечтали установить огромную ванну на ножках, в которой бы могли поместиться два человека. Думаю, кто эти люди — уточнять не стоит.

Учитывая это всё, непонятно, почему я так долго противился тому, что подсознательно давно уже принял. Прямо какой-то парадокс. Я и сейчас какого-то чёрта медлю, всё чего-то жду… Вместо того, чтобы поговорить с Нелли начистоту и открыть ей своё сердце.

Прораб с реставратором продолжают о чём-то спорить, а я снова утыкаюсь в телефон. Пролистываю фотографии, сделанные в дачном домике деда. Вглядываюсь в наши счастливые лица. Пусть эта поездка едва не закончилась трагедией, пусть я чуть не поседел и едва не схлопотал инфаркт, переживая самый большой страх в своей жизни, я ни о чём не жалею. Ведь именно тогда я увидел настоящую Нелли. Ту Нелли, которую, как она сама утверждала, я совершенно не знал. Не видел, зашоренный предрассудками. И был, по правде говоря, уже готов довольствоваться гораздо меньшим, чтобы просто быть с ней. Но меня ждал большой сюрприз. И дело ведь не в том, что она за Мишкой в воду бросилась. Я и до этого был совершенно ей очарован и потрясён. Всё она могла, всё у неё в руках спорилось… И ни пафоса в ней не было, ни самовлюблённости, ни каких-то идиотских понтов — ровным счётом ничего из тех качеств, с которыми я так боялся столкнуться снова. Я мечтал найти свой идеал, в то время как мой идеал был у меня под носом. Она была простой. Несмотря на всю свою сложность. Она умела любить. Несмотря на то, что сама не знала любви. Она была надёжной. Ей можно было без страха вручить своё сердце… Хотя кому я вру? Страшно всё равно. Только мой страх нынче совсем другого порядка. Раньше я о себе больше волновался, теперь же все мои страхи связаны с ней… Почему я так долго не могу дозвониться? С ней всё хорошо? А если нет? А если ей нужна моя помощь, а я не рядом?

Накрутив себя до предела, не придумываю ничего лучше, чем позвонить Вишневской. Эта сучка не берёт трубку, то ли нарочно меня нервируя, то ли действительно слишком занятая, чтобы ответить. И всё же спустя какое-то время я слышу:

— Да, Андрей Владимирович.

— Добрый вечер. Лин, я потерял Нелли. Ты не в курсе, где она?

— Понятия не имею. С тех пор, как она уволилась, я ничего о ней не слышала.

— Как — уволилась? — в горле образуется мерзкий ледяной ком. Я сглатываю, ком шмякается в желудок.

— Да обычно. Профессионал из неё — так себе. Ты ж на собственной шкуре это ощутил, — льёт медом в трубку стерва.

— Так себе? — нарочито удивляюсь я. — Разве не ты утверждала, что она твой лучший светский хроникёр?

— Ну сам пойми. Это стандартная формулировка.

— Ясно, — хмыкаю. — Ну, извини, что потревожил.

— Тревожь на здоровье. Я как раз хотела обсудить аукцион…

— Извини, давай в другой раз.

Бесцеремонно обрубаю связь. Оборачиваюсь к уже всё без меня решившим спецам.

— Я ещё нужен? — а сам уже снова весь в телефоне.

— Да нет. Мы достигли консенсуса. Завтра приступим.

— Отлично, — давая понять, что аудиенция закончена, прикладываю трубку к уху. Мужики тянутся к двери. Я киваю им напоследок. Дверь захлопывается, оставляя меня в тишине, пронизанной длинными гудками.

Где же ты? Где же ты… Почему мне ничего не сказала?

Телефон брякает входящим сообщением.

«Срочно вызвали в головной офис в Нью-Йорк. Поговорим, когда я вернусь».

Разве она не уволена? Какой, на хрен, головной офис? Какой Нью-Йорк? Почему-то не могу отделаться от мысли, что это какой-то идиотский розыгрыш. Чего она добивается? Чтобы я понял, как без неё херово? Так я уже, мать его, в курсе! Нет… Нет. Это не