— А у нас простым людям одна толькоинтеллигенция выкает, хочет своё презрение показать. За это её народ и нелюбит.

Еле уговорил. И то, чтоб по-свойски “Сенькой”назвать — так нет. Заместо “Скорикова” стал звать “Сеней”, будто барчука вкоротких штанишках. Приходилось терпеть.

Когда Скорик на “Ковёр-самолёт” глазамизахлопал (готов был от Эраста Петровича всяких чудес ожидать, даже волшебных),тот улыбнулся:

— Не сказочный, конечно. Так я назвалмототрипед, самоходный экипаж моей собственной к-конструкции. Идём, посмотришь.

Во дворе, в каретном сарае, стояла коляскавроде пролётки на рессорном ходу, но только суженная к носу и не на четырехколёсах, а на трех: переднее невысокое, бокастое, два задних большие. Там, гдена пролётке положено быть передку, — щиток с цифирью, торчком — колёсикона железной палке, ещё какие-то рычажки, загогулины. Сиденье было хромовойкожи, можно троих усадить. Инженер показал:

— Справа, где руль, место шофэра. Слева —ассистента. Шофэр — это такой кучер, только управляет он не лошадью, ам-мотором. Ассистент же — его помощник. Иногда бывает нужно вдвоём на рульналечь, или рычаг придержать, или просто флажком помахать, чтоб с дорогисторонились.

Сенька не сразу допёр, что эта колымага самапо себе ездит, без коня. В железной коробке, что располагалась под сиденьем, пословам Эраста Петровича (скорее всего, брехня) пряталась сила, как в десятилошадях, и оттого этот самый мототрипед якобы мог бегать по дороге быстрейлюбого лихача.

— Скоро на конной тяге вообще никтоездить не захочет, — рассказывал господин Неймлес. — Только на такихвот авто с двигателем внутреннего сгорания. А лошадей освободят от тяжкоготруда и в благодарность за то, что столько т-тысячелетий верно служиличеловечеству, отправят вольно пастись в луга. Ну, может, самых красивых ирезвых оставят для скачек и романтических поездок при луне, а всем прочимвыйдет отставка и пенсион.

Ну, пенсион — это навряд ли, подумал Скорик.Коли лошади станут не нужны, забьют их к лешему на шкуры и мясо, за здоровоживёшь кормить не станут. Но спорить с инженером не стал, интересно былопослушать дальше.

— Видишь ли, Сеня, идея вседорожногом-мототрипеда была темой моего прошлогоднего дипломного проекта в Технологическоминституте…

— Вы чего, только-только из студентов,что ли? — удивился Скорик. На вид Эрасту Петровичу было сильно много лет.Может, тридцать пять или даже больше — вон у него уж и виски поседели.

— Нет, я прошёл курс инженера-механикаэкстерном, в Бостоне. И вот теперь пришло время претворить мою идею в жизнь,опробовать её на п-практике.

— А вдруг не поедет? — спросилСенька, любуясь сияющим медным фонарём на передке машины.

— Да нет, он отлично ездит, но этогом-мало. Я намерен установить на моем мототрипеде рекорд: доехать от Москвы доПарижа. Старт назначен на 23 сентября, так что времени на подготовку немного,чуть больше двух недель. А дело трудное, почти невозможное. Недавно подобнуюпопытку предпринял барон фон Либниц, но его авто не выдержало русских дорог,развалилось. А мой “Ковёр-самолёт” выдержит, потому что трехколеснаяконструкция проходимей, чем четырехколесная, я это д-докажу. И ещё вот, смотри.

Никогда Сенька не видел Эраста Петровича такиможивлённым. Глаза, обычно холодные, спокойные, так и сверкали, на щекахвыступил румянец. Господина Неймлеса было прямо не узнать.

— Вместо новомодных пневматических шин,удобных для асфальтовой мостовой, но совершенно неприспособленных для нашегобездорожья, я сконструировал цельнолитые к-каучуковые со стальной проволокой.

Скорик потыкал чёрную шину. Трогать её,пупырчатую, упругую, было приятно.

— В основе конструкции — трипедмангеймского фабриканта Бенца “Патент-моторваген”, однако “Ковёр-самолёт”г-гораздо совершенней! У герра Бенца на его новом “Вело” двигатель мощностьювсего три лошадиных силы и зубчатая передача крепится к задней оси, а у меня,гляди, она выведена на раму, и мотор объёмом почти в тысячу кубическихсантиметров! Это позволяет разгоняться до тридцати вёрст в час. А по асфальту дот-тридцати пяти! Может быть, даже сорока! Ты только представь себе!

Возбуждение инженера передалось Сеньке, онпонюхал сиденье, пахнущее кожей и керосином. Вкусно!

— А как на нем ехать, на этом “ковре”?

— Садись сюда. Вот так, — судовольствием принялся объяснять Эраст Петрович, а Сенька блаженно закачался напружинящем сиденье. — Сейчас, сейчас ты поедешь. Это ни с чем не сравнимоенаслаждение. Только осторожно, не т-торопись. Правую ногу ставь на педальсцепления. Жми до отказа. Хорошо. Это регулятор зажигания. Поверни его.Слышишь? Это искра воспламенила топливную жидкость. Рычагами открываешьк-клапаны. Молодец. Теперь потяни ручной тормоз, чтобы освободить колёса.Включай передачу — вот этот рычаг. Теперь потихоньку отпускай ногу со сцепленияи одновременно тяни д-дроссель, который…

Сенька взялся за железную палочку, именуемуюзвучным словом “дроссель”, дёрнул её к себе, и самоходная карета вдругрванулась с места.

— А-а-а! — заорал Скорик от ужаса ивосторга.

В животе ёкнуло, будто он нёсся на санках следяной горы. Трипед сам собой вылетел из сарайных ворот, навстречу емупроворно двинулась стена дома, и в следующий миг Сеньку кинуло грудью нарулевое колесо. Раздался лязг, звон разбитого стекла, и полет закончился.

Прямо перед Скориком были красные кирпичи, поним ползла зелёная гусеница. В ушах звенело, болела грудь, но кости вроде былицелы.

Сенька услышал приближающиеся сзадинеторопливые шаги, увидел, что на одном циферблате стекло треснуло, а на другомвовсе вылетело, и вжал голову в плечи. Бейте, Эраст Петрович. Хоть дополусмерти — и того мне, дурню, мало будет.

— … который регулирует поступлениег-горючего, и потому тянуть его нужно очень плавно, — продолжил объяснениегосподин Неймлес, будто вовсе не прерывался. — Ты же, Сеня, дёрнул слишкомрезко.

Сенька, опустив голову, слез. Когда увиделсплющенный фонарь, ещё недавно такой нарядный и блестящий, аж всхлипнул. Вотбеда так уж беда.

— Ничего, — утешил его инженер,присев на корточки. — П-поломки в автомобилизме — дело обычное. Сейчас всеисправим. Будь любезен, Сеня, принеси ящик с инструментами. Ты мне п-поможешь?Вдвоём снимать дешборд совсем нетрудно. Если бы ты знал, как мне недостаётпомощника.

— А сенсей? — остановился Скорик,уже бросившийся было к сараю. — Неужто не помогает?

— Маса — консерватор и принципиальныйвраг п-прогресса, — со вздохом произнёс Эраст Петрович, натягивая кожаныеперчатки.