Кайто настоял на соблюдении полной секретности: никто не должен был узнать о выживших и о том, каким образом им удалось спастись. Он нашел способ провезти их в Арголис, помог оформить документы – и все это втайне даже от своего командования. Кайто считал, что ничто не должно угрожать едва установившемуся миру между Арголисом и Турром, в то время как новость о высокотехнологичных бункерах, доверху наполненных припасами, могла спровоцировать очередную войну за право обладания. Кайто потребовал, чтобы выжившие забыли о своем прошлом.

Вот только сам Кайто прошлое забыть не смог.

После заключения Нерушимого Пакта эскадрилья была расформирована, и Кондор вновь встретил своего капитана только спустя несколько лет; он поймал Кайто у стен Арголиса, когда тот возвращался из Терраполиса. Именно Кайто был тем человеком, который знал путь к погибшему городу в обход разрушенных мостов: он нашел его уже давно, во время одного из полетов в Турр с остановкой в Терраполисе в рамках дипломатической миссии.

Кайто, которого Кондор встретил у стен Арголиса, был так же безумен, как и умен: мысль о том, что новая война может развязаться в любой момент, свела его с ума, и он решил сделать все, чтобы не допустить этого. Когда по окраинам Арголиса прошел слух, что какой-то человек за определенную сумму денег предлагает информацию о ресурсах Терраполиса, о которых прежде никому не было известно, Кайто сорвался.

Сначала он нашел тех, кому сам же помог спрятаться.

Он убил восьмерых выходцев из Терраполиса, обставив смерть каждого из них как самоубийство. Пощадил он лишь маленькую девочку, которую спас Кондор, – но ее мать тоже нашли в петле. Последние двое выживших исчезли, поэтому, отложив их поиски напоследок, Кайто отправился за летчиками, что были вместе с ним в Терраполисе. Добраться до Кондора, который уже возглавлял антитеррористический отряд, было не так уж просто, поэтому Кайто поместил его в конец своего списка. Терраполис не отпускал Кайто, каждую ночь появляясь в его кошмарах, поэтому капитан решил самолично убедиться в том, что никому еще не удалось добраться до бункеров, а заодно и решить проблему с Кондором, сделав так, чтобы тот сам вышел на него.

Кайто добился своего, Кондор поймал его, но, когда они встретились лицом к лицу, Кайто посетил проблеск благоразумия: его одолели сомнения. Он видел, каким человеком стал Кондор, и понимал, что тот продолжит держать свое слово, сохраняя все в тайне… но Кондор все еще был угрозой. Чтобы избавить себя от сомнений и набраться решимости, на допросе Кайто подробно описал Кондору обходной путь в Терраполис, который до этого был известен только ему. С таким знанием Кондора уже нельзя было оставлять в живых, и Кайто напал на него, попытавшись убить, но он недооценил силы своего ученика. Защищаясь, Кондор убил капитана.

Не мародеру обязан своим существованием Свободный Арголис, а безумцу, который сошел с ума, пытаясь не допустить войны; безумцу, который верил, что действует во имя мира.

Каково это – видеть, как безумие пожирает твоего наставника, который прежде был для тебя неоспоримым авторитетом? Что чувствовал Кондор, когда капитан Кайто набросился на него, намереваясь убить? Сколько еще таких темных, тяжелых эпизодов было в жизни Кондора и как он смог выстоять, как не согнулся под их тяжестью, как сам смог сохранить трезвость ума? Или… или же его безумие еще впереди?

Нет. Кондор крепкий, Кондор уже не сломается…

Это иллюзия. Сломаться может каждый. Крепким кажется тот, кто хорошо прячет свои уязвимости.

И уязвимость Кондора мне известна. Как и Электо, Кондор живет лишь надеждой; он надеется, что у нас получится отбить Арголис и вернуться домой.

Отбери у него эту надежду – и он сломается.

Когда Берт говорил, что мы будем сдавать бег на короткую дистанцию вместе с другим отрядом, он как-то забыл упомянуть, что это будет отряд Макса и Никопол. Не скрываясь, эти двое буравят меня неприязненными взглядами, которые превращаются в откровенно ненавидящие, когда ко мне присоединяется мой друг.

– Вот же черт, – расстроенно выдыхает Берт, и я понимаю, что он тоже не знал о том, что сегодня здесь окажется именно тот отряд, который он лишил лучшего курсанта.

– Не обращай внимания. – Я разворачиваюсь к нему, намеренно загораживая собой Никопол и Макса. – Разомнемся перед спринтом?

После забега я подхожу к информационному стенду, чтобы взглянуть на результаты. Свое имя я нахожу лишь на четвертой строчке из девяти. Впрочем, если бы я бежала со своим отрядом, баллы наверняка были бы еще хуже.

Зато Берт пришел вторым, а лучший результат – у…

– Здравствуй, Арника. Вижу, ты снова с нами. – Изящным жестом Никопол заправляет за ухо светлую прядь, выбившуюся из высокого хвоста. – Непривычно, да? – интересуется она, указывая на список курсантов, во главе которого стоит ее имя. – Жаль, очень жаль… – С напускным сочувствием Нико качает головой, а я припоминаю, что когда она еще была в нашем отряде, то каждый раз недовольно поджимала губы, увидев таблицу с результатами очередного забега. Ее имя всегда шло после моего.

– Поздравляю. – Нацепив спокойную, безобидную улыбку, я поворачиваюсь к Никопол, чтобы увидеть, как досада искажает ее милое личико, – о, без сомнений, она рассчитывала на другую реакцию. Впрочем, Никопол быстро справляется с собой и сразу же заходит на второй круг:

– Бедная Арника… – с участливым видом говорит она. – Как же ты теперь будешь участвовать в финальном испытании? Ты ведь теперь не сможешь сбежать от врага, – сбросив с себя маску притворства, она щурится, наклоняя голову, – впрочем, как я слышала, у тебя и в последний раз это не особо удачно получилось.

Она прикладывает так много усилий, чтобы как-то зацепить меня, так старается задеть за живое, что это даже кажется мне… забавным?

– А ты за меня не беспокойся, – говорю я, встречаясь с Никопол глазами. Прямой взгляд порой способен сказать намного больше, чем любые слова, и, судя по тому, что Никопол вдруг застыла с широко раскрытыми глазами, на этот раз она меня услышала.

Не лезь ко мне, Нико.

– Я больше не бегаю. – Удерживая зрительный контакт, я шагаю к Никопол, заставляя девушку машинально отпрянуть. – Теперь я сражаюсь.

Внутренне усмехнувшись ее растерянному выражению лица, я отхожу от стенда, обводя зал взглядом в поиске Берта. Он машет рукой, привлекая мое внимание, – прислонившись к стене, Берт стоит у выхода из зала.

– Чего хотела Никопол? – Его голос звучит настороженно.

– Обмен приветствиями, – лаконично отвечаю я.

– Макс тоже подошел передать тебе пламенный привет. И как ему только удается быть таким неприятным? – Цокнув языком, Берт с осуждением качает головой. – Талант, не иначе.

Когда мы проходим мимо Большого зала, в моей памяти почему-то всплывает тот день, когда Берт впервые привел меня сюда, как он рассказывал про отряд… Мне не удается сдержать улыбку, когда я вспоминаю о том, как некоторое время, не зная о тройне, принимала Виктора и Нестора за одного человека. Вдруг во мне просыпается любопытство: теперь, после Ускорения, видит ли Берт разницу между близнецами такой же очевидной, какой ее вижу я? Какими близнецы теперь предстают перед его взглядом?