– Ты мне очень нравишься, радость моя, – заметил Родим. – Как женщина, я имею в виду.

– Вот именно! – горько фыркнула Грейс. – Ты грязный самец и мужешовинистическая свинья, думающая только о совокуплении. С кем угодно женского пола. Ты – невероятный подонок и последний человек в галактике, с которым я согласилась бы лечь в постель. Поэтому трахни меня, Песец. Как это у вас, русских, говорят: клин вышибают клином… – Пестрецов напрягся и с опаской посмотрел на нее, но она не стала переходить на былинный русский и продолжала все так же на интерлингве: – Короче, если я смогу переспать с тобой, то смогу уже и с кем угодно другим: с любым уродом, инвалидом, бомжом, пиратом… Поэтому просто заткнись и трахни меня. Пожалуйста…

– Женщины у меня давно не было, – сухо предупредил Родим. – Так что послушать твои вопли счастья сбежится полкорабля.

– Заткнись. Просто заткнись.

– Ну, заходи.

Полтора часа спустя Грейс лежала на спине, уставившись в потолок широко раскрытыми глазами и боясь повернуть голову, чтобы не встретиться взглядом с лежащим рядом… мужешовинистом, грязной похотливой свиньей и вообще отвратительным типом, от которого ее буквально тошнило… Или уже нет?! Она не по-ни-мала, что с ней творится! Всё было не так, как рассказывали. Совсем не так…

«Мужчина никогда не сможет доставить женщине такого удовольствия, какое может доставить женщина женщине!» Ха! Да такого, что она только что испытала, Грейс не испытывала еще ни с кем. Ни с Маргарет, ни с малышкой Молли, ни даже с Амайей Кастемерон, которая первая открыла ей радости любви и навсегда поселилась в ее сердце. Как такое могло быть? Как?! Она что – грёбаная скрытая натуралка, что ли?!

– Кхм, – лежавший рядом партнер смущенно кашлянул. – Прости меня, конечно…

Настороженно сжавшаяся Грейс пару мгновений осознавала сказанное, а затем резко развернулась и уставилась на… э-э-э… партнера, так скажем.

– За что?!

Родим несколько мгновений молча смотрел на нее, а затем поднял руку и нежно погладил девушку по щеке.

– Понимаешь… я это… ну, не могу по-жесткому с женщинами. Как тебе надо. – Он вздохнул. – Особенно с теми, которые нравятся…

– В смысле – с женщинами? – Грейс внезапно почувствовала, как ее охватывает негодование. – То есть ты со всеми так? Со всеми?!

– С кем со всеми-то? – удивился Родим. – Ты думаешь, я тут из кровати в кровать прыгаю, что ли? На хрен мне сдалось такое удовольствие!

– Но-о-о… – фрау Кюнхакль удивленно уставилась на него. – Вы же это… похотливые самцы! Вы же без этого не можете! Это же ваша природа!..

– А вы – самки, – усмехнулся Песец. – И что? Как природа, работает? Под каждого самца тянет или хотя бы через одного?.. – Он вздохнул. – Сколько же у тебя в голове всякой чепухи, милая. Похоть – это животное. А человеку Господь разум дал. И любовь. Без любви этим заниматься – как жвачку жевать. Сначала клубничка-малинка, но очень недолго, а потом резина резиной. И как с такой резиной жизнь жить? Как детей растить?..

Грейс снова упала на спину и уставилась в потолок. Похоже, ей многое предстоит обдумать. Хотя кое-что стало понятно уже сейчас.

– А я, похоже, би, – задумчиво произнесла она.

– Да какая еще, к чертовой матери, би-би! – неожиданно взвился Родим. – Нормальная натуралка, просто с засранными мозгами!

– Чё это – с засранными-то? – осторожно удивилась немка.

– Да у вас же из каждого утюга вещают, что спать с человеком своего же пола – страсть как модно, приятно и высококультурно! Видал я, как у вас нормальные девки к девкам льнут, а парни к парням, только чтобы попробовать – не упускают ли чего интересного…

– Это генетика! – возмутилась Грейс и тут же перешла на свой «рязанский», видимо, чтобы русскому было понятнее: – Если баба бабу голубит, то это у ей, значить, гены такия! Уродилась она таковой, рыбонька моя, перевоспитать не можно!

– И это вам тоже вдолбили. Я вон и гляжу на тебя, прямо сплошная не перевоспитываемая генетика… – неодобрительно пробурчал Песец. – Как орала-то от счастья, помнишь?

Фрау Кюнхакль слегка порозовела. Да уж, что было то было…

– Короче, родная: пять процентов. Ты это наверняка отлично знаешь. Согласно твоей генетике, в мире от силы пять процентов тех несчастных, кого природа полом перепутала. Максимум семь, в некоторых местностях. Это включая латентных, то есть тех, кто о своей беде даже не подозревает и живет себе как все нормальные люди. А у вас – каждый третий! С какого это еще фига, спрашивается?! Опять же, деятеля ЛГБТ из себя корчить у вас выгодно: таким и почет, и уважение, и всякие государственные поблажки…

– Ты грязный русский шовинист!!! – заорала Грейс. – Я просто би! Я таковой уродилась!..

– Ну да. А ты хоть раз до сегодняшнего дня пробовала с мужиком?

– Нет, конечно! Зачем это?! Вокруг столько девчат справных!..

– Вот именно. Попробовала бы раньше с мужчиной, глядишь, давно бы уже все про себя сообразила, не дура вроде. Большинство ваших под давлением агрессивной гомопропаганды выбирают однополую любовь, даже не попробовав разнополой. А откуда вы знаете, что вы не гетеро, если ни разу не пробовали?..

Этот довод совершенно обезоружил Грейс; она пару раз открыла рот, но так и не нашлась, как половчее возразить.

– Мужика бы тебе внятного, – с сожалением сказал Родим, воспользовавшись паузой. – Чтобы каждую ночь заставлял летать от счастья. Чтобы показал тебе, что это такое – быть любимой женщиной, единственной, ненаглядной, а не бабцом и не кобылой… – Он махнул рукой. – А, кому я это рассказываю? Бесполому гражданину демократического государства?..

– Сам бесполый! – надулась Грейс. – А я вона чего тебе – бабонька!..

Песец сгреб ее в охапку, уложил лицом вверх к себе на колени в странном приступе нежности к этой запутавшейся, красивой и глупой тигрице, которая могла бы быть невероятно счастлива со своим мужчиной, если бы не дурацкий государственный промывон мозгов. Поцеловал в нос. И Грейс, что характерно, не сопротивлялась, как обычно. Открывая в себе новые, доселе неизведанные стороны женской натуры, она доверчиво прижалась к своему мужчине… хотя Песец им, конечно, не был.

Или уже был?

Родим вдруг поймал себя на мысли, что Грейс, невзирая на все ее странности и закидоны, очень ему нравится. Что она уже давно занимает определенное место в его сердце, и если ее оттуда вынуть – будет чертовски больно. Примерно так же больно, как было, когда из его сердца вынули Рысь. Большой глупый тигренок Грейс, верящий официальной пропаганде больше, чем своему телу и рассудку…

– Давай-ка одеваться, – мягко проговорил он и сам не узнал своего голоса – настолько непривычно тот звучал. Уж не собрался ли ты снова влюбиться, боец?! – Нам скоро на собрание…

Полчаса спустя Песец, Рысь, Лось и Бестия сидели в небольшой переговорной, неторопливо болтая в ожидании куратора.