Комсо я опять отыскала тебя и без спроса приехала к тебе. Это место тебе не подходило. Стоя не на рисовой плантации, а у моря, ты выглядел странно и непривычно. Я до сих пор ясно помню выражение твоего лица, когда ты стоял перед солевым бассейном. Я никогда не забывала это выражение лица, но только сейчас подумала, что оно говорило: «Неужели она меня и здесь отыскала?»

Благодаря тебе Комсо стал для меня незабываемым местом. Я всегда приходила к тебе, когда у меня случалось что-то, с чем я не могла справиться сама. А когда моя жизнь текла более или менее спокойно, я забывала о тебе. Думала, что забыла. Когда я приехала в Комсо, ты тоже сразу спросил: «Что случилось?» Я впервые говорю об этом, но на самом деле я приезжала в Комсо не потому, что что-то случилось. В тот раз впервые я приехала, чтобы просто увидеть тебя.

До твоего бегства в Комсо ты всегда был рядом, когда мне это было нужно. Спасибо тебе, что ты всегда принимал меня. Возможно, благодаря этому я и могла жить. Прости, что, приходя к тебе каждый раз, когда у меня было тревожно на душе, я даже не разрешала взять себя за руку. Я первая делала шаг навстречу к тебе, а когда ты пытался сблизиться со мной, делала шаг назад. Сейчас я понимаю, что была неправа. Я хочу извиниться перед тобой. Дело в том, что сначала мне было неловко, потом стыдно, а потом я поняла, что уже постарела. Ты был для меня и грехом, и счастьем. Перед тобой я хотела выглядеть достойно.

Я тебе рассказывала истории, говорила, что прочитала их в книге. Но на самом деле мне всё это рассказывала дочь. О том, что в какой-то стране, Испании, что ли, есть такое место – Сантьяго-де-Компостела. Ты не мог запомнить названия и всё время переспрашивал: «Как, ты сказала, оно называется?» К нему паломники идут пешком тридцать три дня. Моя дочь хотела туда поехать. Поэтому она иногда рассказывала мне, а я говорила тебе, будто сама хочу туда съездить. Тогда ты сказал: «Если так хочешь, давай как-нибудь съездим вместе». После того, как я услышала от тебя предложение поехать куда-нибудь вместе, у меня будто что-то оборвалось в душе. Кажется, именно после того дня я больше не приходила к тебе. На самом деле я даже не знаю, где это место, и не собиралась туда ехать. Ты знаешь, куда деваются все события из нашего прошлого?

Я хотела спросить это у тебя, но однажды спросила у дочери, и она сказала: «Мама, странно, что ты такое спрашиваешь», – но всё же ответила: «Наверное, прошлое не исчезает – оно растворяется в настоящем». Как-то сложно она сказала. А ты понял? Всё то, что, как мы думаем, осталось в прошлом, на самом деле существует здесь, растворённое в настоящем. Мы этого не ощущаем, но всё соединено – прошлое с настоящим, настоящее с будущим, и наоборот, будущее с прошлым, но теперь уже я не могу продолжить эту цепочку.

А ты согласен, что, хоть мы этого и не ощущаем, всё то, что происходит сейчас, связано с тем, что было в прошлом, и с тем, что произойдёт в будущем? Не знаю, так ли это. Иногда я смотрю на внуков, и мне кажется, что они не продолжение нас, а появились откуда-то сами по себе. И не имеют ко мне никакого отношения…

Возможно, и тот велосипед, который я видела в первый день знакомства, на самом деле был украденным, а мысли, которые были в твоей голове до встречи со мной, о том, как продать велосипед, чтобы купить водорослей, тоже до сих пор существуют растворёнными в настоящем. В том числе и тот день, когда ты не смог продать велосипед, отвёз его на прежнее место, а там тебя заметил хозяин и задал тебе трепака. Возможно, всё происшедшее растворилось где-то в обложке книги нашей жизни и привело нас сюда.

Я знаю, что ты искал меня, когда узнал, что я пропала. Знаю и то, что ты, хоть ни разу до этого не бывал в Сеуле, приехал на Сеульский вокзал, ездил в метро и останавливал всех, кто был похож на меня. И то, что в надежде услышать обо мне какую-нибудь весть, без конца ходил рядом с моим домом. И что хотел встретиться с моими детьми и послушать, что говорят они. Может, поэтому ты так сильно захворал.

Тебя зовут Ли Ынгю. Если доктор опять спросит, отвечай не Пак Сонё, а Ли Ынгю. Теперь я оставляю тебя. Ты был моей тайной. Ты был в моей жизни, хотя никто не мог и предположить этого. Никто не знал о тебе, но каждый раз, когда в моей жизни начинало штормить, ты бросал мне плот и помогал выжить. Мне было хорошо, что ты был рядом. Я пришла сюда, чтобы сказать, что смогла всё преодолеть в своей жизни благодаря тому, что каждый раз в горе или в радости могла обратиться к тебе.

…Теперь я ухожу.

Дом совершенно промёрз.

Зачем он запер ворота? Надо было оставить открытыми, чтоб хотя бы соседские дети могли заходить и играть. Не осталось ни капли тёплого воздуха. Дом промёрз насквозь. Выпало так много снега, но никто его не убрал. Весь двор завален снегом. Сосульки кругом. Когда дети были маленькими, они отламывали эти сосульки и играли с ними, будто сражаясь на мечах. Меня нет, и, похоже, теперь никто не следит за этим домом. Уже давно тут не ступала ничья нога. Мотоцикл, на котором ездил отец Хёнчхоля, стоит в амбаре. Надо же, и он промёрз. Хватит уже ему на мотоцикле ездить… Кто в его возрасте ездит на мотоцикле? Всё ещё считает себя молодым? Ладно, это я уже по привычке ворчу. Хотя, когда отец Хёнчхоля садился на мотоцикл, он казался красавчиком, не похожим на других деревенских парней. В молодости, намазав волосы помадой, в кожаной куртке он въезжал на мотоцикле в деревню, и все на него оборачивались. Где-то должна быть такая фотография… Где-то в рамке в спальне… А, вот она. Здесь ему не было ещё и тридцати. Глаза горят, сейчас он уже не такой.

Мне чётко вспомнился прежний дом, который тут стоял до того, как мы построили теперешний. Мне кажется, я его очень любила. Сказала, что любила, но подумала, что не просто любила. В том доме, которого уже нет, мы прожили больше сорока лет. Я была в нём всегда. Была постоянно. Отец Хёнчхоля то уезжал,