– И правда. Только сначала к домуподъедем. А вдруг Жерар что-то перепутал и ждет нас не у въезда в деревню, аоколо дома?

Деревню Мулен-он-Тоннеруа можно было проехатьвдоль и поперек за пять минут – причем пять раз туда и пять обратно. Даже помасштабам Франции, которая, как известно, занимает отнюдь не одну шестую частьземли, а значительно меньшую, – так вот, даже по масштабам Франции Мулен –не деревня, а всего лишь деревушка. В ней живет сотня человек народу, домов –ну, штук двадцать. Это каменные двух– и трехэтажные «домишки», стоящие в садахили виноградниках, окруженных мощеными улицами.

Лера уже устала охать на каждом шагу. По путив Мулен они проехали через немалое количество подобных «деревушек», ухоженныхпочище любого столичного города. Пересекли они и Нуайр, где проводил летопотенциальный жених Леры – Жерар Филиппофф.

Этот городок с его типичными для бургундскойархитектуры оштукатуренными каменными домами, как бы перечеркнутыми наискосоккоричневыми балками, с бесчисленными цветочными кашпо, которые свешивались чутьли не со всех балконов и фонарей, привел Леру в состояние какой-то моральнойневесомости. Жизнь здесь была невероятно надежной, она чудилась бесконечной,бесконечно устроенной и бесконечно комфортной, и Лера впервые ощутила, что этаафера с французским женихом вполне может удаться. Еще вчера и даже сегодня вПариже ей так не казалось. Конечно, Париж – роскошный, великолепный, ошеломляющепрекрасный город, им невозможно не восхищаться, однако Лере трудно былопредставить себя не просто бродящей по его загадочным улочкам, но именноживущей там, живущей в одном из этих изысканных зданий. Других – не изысканных,не величественных – она там просто не видела. Это же сплошь музеи, а не домадля жилья! А ведь большинство времени мсье Филиппофф проводит именно вПариже...

«Я не смогу! – смятенно думалаЛера. – Я слишком русская, слишком провинциальная для этого роскошного,чужого города!»

Так она рассуждала в Париже. Однако в Нуайреей стало гораздо легче. Провинциалка? Да ведь и здесь провинция – дальшенекуда. Слишком русская?.. Ну что ж, бывают в жизни ситуации, когда стоитпожертвовать ничем не подкрепленным, полунищенским патриотизмом радиблагополучной жизни в богатой стране, с богатым и щедрым человеком. И так ли ужбудет велика эта жертва, если мсье Филиппофф и Валерия Лебедева понравятся другдругу?

Однако где же он, этот баснословный мсьеФилиппофф?

– Это потрясающе, – проворчалаНиколь, выруливая на маленькую площадь. – Ты только посмотри! Его нет какнет!

Лера осмотрелась – не без удовольствия, надосказать. В центре площади стояла высокая, в рост человека, каменная тумба, накоторой был водружен небольшой кованый крест. Лера не раз видела сегодня такиекрохотные часовенки – шапель, поставленные не всем, как говорится миром, акакой-то одной семьей. Вот эта, именно эта шапель, предупредила Николь, быласооружена семьей Брюн еще в четырнадцатом веке. С ума сойти: семьсот лет назад!Тогда здесь, наверное, и в самом деле были речные мельницы на Тонне, эти самыеМулен-он-Тоннеруа, давшие название деревне. Тогда же, в четырнадцатом веке,было воздвигнуто и странное сооружение, ограждавшее площадь с восточнойстороны: обиталище Брюнов, которые в то время еще не разбогатели и необзавелись замками. Пережив затем вспышку удачи и обогащения, но утратив вовремя революции восемнадцатого века замки и вновь обеднев, они смиренновернулись к родовому гнезду, перестроили его, приспособили для нормальнойжизни...

Ныне родовое гнездо Брюнов представляло собоймощный двухэтажный дом – простой, ничем не отличающийся от стоящих вокруг,разве что цветом. Все дома в Мулен радовали глаз серым камнем, отшлифованнымвременем, а дом Николь был голубой. Вернее, облезло-голубой – кое-где краскаоставалась, кое-где стерлась.

– Ну и как тебе? – с усмешкойглянула на Леру подруга. – Хорошую краску делали в 1922 году, правда? Чутьне сто лет держится!

– Его покрасили в 22-м году?

– Ну да. Как раз окончилась Перваямировая война, и французские солдаты возвращались по домам. Ги Брюн былединственным представителем Мулен, который оказался на фронте. Его возвращенияждала вся деревня. И когда прошел слух, что доблестный воин уже близко, землякиот восторга решили покрасить его дом в любимый цвет всех французов. Сначаланамеревались разрисовать его вообще в три цвета, как на национальном флаге, нопотом выбрали один колер.

– Надо полагать, воин был ввосторге? – хихикнула Лера.

– В летописях рода Брюн его перваяреакция не зафиксирована, – хихикнула и Николь. – Однако у нас всемье поговаривают, что он прожил всего лишь семьдесят лет (а все Брюны, чтобты знала, долгожители, меньше чем до девяноста не живут!) именно из-запотрясения, вызванного ежедневным созерцанием покрашенного и изуродованногодома.

Лера смеялась, с радостью поглядывая наподругу. Как же здорово, что Николь стряхнула наконец-то свое уныние, ставшее,казалось, привычным! Уж сколько раз Лера ей твердила, что это и для будущегоребенка вредно, и вообще – грешно столь глубоко предаваться унынию, но Никольникак не могла сбросить этот печальный флер. А тут вдруг вон как оживилась!Дома, как говорится, и стены помогают.

– Ну, и в самом деле пора позвонитьЖерару, – отсмеявшись, сказала Николь и открыла сумочку. Заглянула туда,высоко вскинула брови, открыла бардачок. Нахмурилась. Неловко, оберегая живот,выбралась из машины и направилась к багажнику.

Лера тоже вышла. И в ту же минуту невдалекегромко начали бить часы. Она даже вздрогнула! Оглянулась и увидела за деревьямистену церкви с часами. Это они отбивали пять вечера.

Лера невольно покачала головой. За минувшиеполтора дня хождений по Парижу она четырежды заходила в разные католическиехрамы (культовый Норт-Дам-де-Пари, церковь Святой Мадлен, Тринити, то естьТроицы, и истово любимый ею за тревожную красоту Сакре-Кёр), и всякий раз тамначинали либо бить колокола, либо играть орган. А здесь вот часы ударили. Нет,католические храмы определенно благосклонны к русской девице, которая надеетсянайти свое счастье на этой земле! Они как бы даже благословляют ее. А вотинтересно, этот мсье Филиппофф, наполовину русский, уже окончательноокатоличился? Захочет он венчаться по православному обряду или покатолическому? Или вообще не пойдет в церковь, дело ограничится регистрациейбрака?

Слушайте, девушка, а вам не кажется, что выслишком уж ретиво взялись за шкуру неубитого медведя? Вышеназванный жених ещене сделал вам официального предложения. Вы еще в глаза друг друга не видели.Только на фото и на видеокассетах. А ведь может статься, что, повстречавшись,вы кинетесь друг от друга наутек!

– Замечательно, – раздался в этовремя сердитый голос Николь. – Просто потрясающе!