Да, теперь понятно, что стало причинойскоропостижной смерти ее бабушки, на похороны которой уехала мать. Понятно,отчего скручивает аритмия ее отца. Все понятно. Понятно...

Вот именно – все.

Веня вложил вырезанные статьи в прозрачнуюпапку, потом сменил домашние джинсы на легкие светлые «вельветы», наделтемно-синюю майку, каскетку, солнечные очки и вышел из дому. Огляделся – Гошкис Мишкой во дворе не видно, где-то носятся. После чтения таких статеечек увсякого нормального родителя возникает одно желание: приковать чадо цепями кбатарее в квартире, не спускать с него глаз. Чтоб, не дай бог, не съелкого-нибудь. И чтоб его самого не съели.

Белинский жил на улице Тимирязева, неподалекуот телецентра. Оттуда в Печеры прямиком шла маршрутка, однако ждать ее пришлосьдолго, а на перекладных Вене ехать не хотелось. Он стоял, прикидывал, какповедет разговор, с чего начнет его, но нипочем не мог выстроить линиюповедения, не мог найти нужных слов.

Лезли в голову мысли о том, что завтра они сИнной должны ехать на дачу к ее двоюродному брату Василию, которому стукнулосорок четыре года, а там непременно будет фирменный шашлык, который грозилсяприготовить для Василия сам великий Валера, хозяин модного ресторана«Барбарис». В том, что шашлык будет отменным, можно не сомневаться. Венясомневался лишь в одном: сможет ли он пропихнуть в рот хоть кусочек, незадумываясь о том, чье это мясо... Да, похоже, он надолго траванулся всей этойисторией, пусть всего лишь морально!

Уже подходя к знакомому подъезду, куда лишьвчера приезжал по вызову, Вениамин вдруг подумал, что никого не застанет дома.Все-таки Вятский где-то трудится, а сейчас самое рабочее время. Или он можетоказаться в 33-й больнице, откуда все еще не выписали и долго еще не выпишутЛарису.

Белинский несколько раз нажал на звонок и,пока ждал, ощущал, как крепнет в нем малодушное желание смыться отсюда. Оноконечно – намерения им владеют самые благородные: доказать невиновность одногочеловека, – а ну как он категорически ошибся с самого начала в другом?! Исейчас придется ляпнуть в лицо измученному, больному...

Он не успел додумать: дверь открылась.

– Вы?! – Вятский с изумлениемуставился на Вениамина. – Проведать пришли? Глазам не верю.

– А что, подумаешь, – лихо отозвалсяВеня, с трудом останавливаясь, чтобы не дать стрекача вниз по лестнице. –Я тут... это... к знакомому ходил. Ну и, думаю, забегу, посмотрю, как вы.

– Чудо, что вы меня застали, –пробормотал Вятский, делая неохотный приглашающий жест. – Я вообще-то былу Лары в больнице, меня, правда, в палату не пускают, но я так, в коридорчике.Думаю, вдруг она позовет, захочет кого-то увидеть. Но нет...

– Она в сознании?

– Так, в полузабытьи. Лежит, бормочетчто-то...

Вениамин мог бы точно сказать, что именнобормочет маленькая полуживая грешница. То же, что шепнула тогда, лишь открывглаза. Свое последнее оправдание.

– Давайте-ка я вам пульс посчитаю, –проговорил он неловко. – Пульс... ну и ну. Давление у вас пониженное?

– Да, гипотония по жизни.

– Это вас и спасает. Будь вы гипертоникомда с такой аритмией... – Он махнул рукой.

– Что, давно загнулся бы? – сподначкой спросил Вятский. – Мне это уже говорили. И знали бы вы, как яиногда жалею, что у меня пониженное давление!

Он пытался усмехнуться, и Белинский отвелглаза, вдруг остро ощутив, что никогда не сможет начать тот разговор, радикоторого, собственно, и пришел сюда.

– Что вы пьете? – он оглянулся спреувеличенной суетливостью. – О, «Кинилинтин». Хорошая штука. Вообще всепрепараты на основе хинина – ваши. Я вам даже советую не лимонад или там cпрайтпить, а «Швепс», ну, тоник такой. Там много хинина, он горький, но к этойгоречи легко привыкнуть.

– Легко привыкнуть, – повторилВятский, напряженно вглядываясь в Венино лицо, которое тому и самому-точудилось резиновым от растянувшей его натужно-вежливой полуулыбки, а чтовиделось в нем Вятскому – это оставалось неведомо.

Недолго, впрочем, оставалось, потому что ОлегЕвгеньевич вдруг странно передернулся всем телом и, страдальчески щурясь,спросил:

– Вы ведь не просто так пришли, да? Неиз-за моего пульса и моей аритмии? Вы узнали про... про Ларису?

Веня от растерянности поперхнулся, но Вятскомуне требовался ответ.

– Я за это время научился людей насквозьвидеть, – пояснил он, криво усмехнувшись. – С первого взглядаопределяю – знает, не знает. Вы, когда по вызову к нам приехали, – незнали. А сейчас только вошли – я сразу просек: узнали! Ведь правда? Правда?

Вениамин кивнул, чувствуя себя бесконечновиноватым за этот дурацкий приход. В глазах Вятского он сейчас не более чемпраздный любопытный, один из тех, кто провожает его дочь гнусным шепотком, одиниз тех, кто и довел ее, по сути, до попытки покончить с собой!

– Ну и зачем пришли? – с яростью спросилВятский. – Если честно? Полюбопытствовать, как выглядит людоедка? – Итотчас подавился этим словом, сник. – Она клянется, что не делала этого. Ия ей верю. Конечно, если бы тогда судмедэкспертизу провели, исследовалисодержимое желудка, ей, наверное, легче было бы, но они там, в милиции,додумались насчет этого только через сутки или даже двое. Лохи!

Веня вздрогнул. Сейчас чувства его были такнапряжены, что он видел и слышал то, на что прежде и не обратил бы внимания.Лишь поэтому и уловил не только горечь, не только обиду, с которым и былосказано это «Лохи!», но и тончайший оттенок пренебрежения – и дажепревосходства.

Превосходства!

– Вы, кажется, не очень высокого мнения омилиции? – спросил он осторожно.

– А вы? – недобро усмехнулсяВятский. – Вы о ней высокого мнения?

И опять это превосходство – на сей разоткровенное, на сей раз относящееся не только к милиции, но и к Вене. КВениамину Григорьевичу Белинскому, доктору медицины. К тому человеку, который,между прочим, господин Вятский, дочку вашу от смерти спас!

И тут доктору медицины В. Г. Белинскому попаламощнейшая вожжа под хвост.

– Вы правы, – бросил оннебрежно. – Я весьма низкого мнения о нашей доблестной милиции. Например,потому, что я сейчас имею возможность свободно прийти к вам. Вообще говоря,разрешение на встречу с вами мне следовало бы выпрашивать у начальства КПЗ, илиСИЗО, или как там называются те местечки, где преступников держат в ходеследствия, до суда?