У Бориса Леонидовича уже голова шла кругом от бесконечныхбумаг с орлами, прошений, дарственных, закладных, личных дневников, детскихрисунков, тетрадок с выполненными более ста лет назад уроками, девичьихальбомов, и, естественно, многочисленных писем. Сейчас он заканчивал чтение ужеседьмого письма, извлеченного им из наугад взятой пачки писем. Пачка эта лежалав одной из картонных коробок, была аккуратно перевязана красивой красной лентойи украшена замысловатым бантом. Под ленту был втиснут квадратик желтоватойплотной бумаги, на которой крупным детским почерком было написано – «От папеньки».

Наумкин уже выяснил, что письма эти писал Андрей ИвановичБатурин своей младшей дочери, десятилетней Елизавете. Судя по количеству писеми их тону, она была его любимицей. Андрей Иванович проходил курс лечения вИталии, видимо, тяготился своей праздной жизнью и очень скучал по дому идочери.

«Море ему надоело, пляжи утомили, – грустно размышлялБорис Леонидович, наливая воду в чайник, чтобы приготовить себе шестую за этотдень чашку кофе. – Мне бы его возможности, так я бы год в этой Италииракушки и тычинки с пестиками собирал».

Откровенно говоря, читать эти письма Наумкина было дажеинтересно. Его чисто по-человечески тронули нежные отцовские чувства Батурина,а судя по тому, как любовно дочка хранила его письма, она отвечала отцувзаимностью.

Борис Леонидович планировал еще сегодня закончить с этойперепиской, так как на завтра у него была приготовлена пачка каких-тобанковских счетов, векселей и прочей бухгалтерии. Отодвинув чашку, он вздохнули вытащил из конверта очередное послание.

«Моя дорогая Лизанька! Очень по тебе соскучился, но мне ещепридется здесь пожить, чтобы окончательно выздороветь. Однако надеюсь, что кРождеству все-таки вернусь домой. Хочу рассказать тебе одну занятную историю,которая произошла со мной несколько дней назад. На окраине городка естьмаленькая лавочка, где я иногда покупаю всякие мелочи. Хозяин ее – маленький,морщинистый старичок с большим носом, который всегда ходит в смешной зеленойшляпе с огромными полями. Очень похож на Карлика Носа из сказки твоего любимогоГауффа. Иногда он проходит мимо, когда я рисую, останавливается и смотрит.Однажды он спросил меня, не художник ли я, и почему я рисую только растения, ане людей, животных, или море. Ты ведь знаешь, моя девочка, что итальянский мойне настолько хорош, чтобы изъясняться свободно. Но я постарался объяснить ему,зачем я это делаю. Рассказал про тебя, про то, как ты собираешь разные цветочкидля гербария, а я хочу тебе помочь и привезти из Италии такие растения, которыхне найти у нас в России. Показал ему несколько собранных в этот день цветков.Сказал, что если не могу засушить для тебя растение, то делаю его рисунок,который также можно поместить в альбом. Он слушал меня внимательно, качалголовой, цокал языком, всплескивал руками. Потом спросил, нет ли у меня твоегопортрета, и я показал ему карточку, которая у меня всегда с собой. Старичокпосмотрел и вдруг заплакал. Я спросил у него, что случилось, и он рассказалмне, что у него была внучка, дочь его сына-рыбака. Однажды она с отцомотправилась в море, но началась гроза, поднялся сильный ветер, лодкаперевернулась и девочка утонула. Старик плакал, а я не знал, как утешить его.Потом он быстро попрощался со мной и ушел. Но на следующий день он сноваподошел ко мне и, протянув какой-то сверток, сказал – это для вашей дочери,пусть украшает свой альбом и будет счастлива. Когда я развернул его, то увидел,что это несколько небольших, меньше ладони, листков плотной желтоватой бумаги,на каждом из которых был рисунок. Я потом подсчитал, всего рисунков было шесть.Это дивные, удивительной красоты цветы, изображенные чьей-то искусной рукой. Яспросил старика, что это за рисунки, и он сказал, что они хранились в их семьеочень давно. Один из предков был то ли в услужении, то ли в подмастерьях упридворного художника. Возможно, именно тот самый художник и нарисовал этицветы, но кто это был, теперь уже никто не знает.

Я поблагодарил старичка и сказал, что ты очень обрадуешьсятакому подарку.

Теперь я буду тебе в каждом письме посылать по одномурисунку. В этом письме – первый».

Закончив чтение, Борис Леонидович задумался. Письмапо-настоящему его увлекли. «Надо же, – усмехнулся он про себя. –Прямо рассказ целый, что-то в духе Бунина или Куприна. Интересно, что же там зацветочки подарил мадемуазель Батуриной этот старичок-боровичок с итальянскогопобережья?» Он заглянул в конверт, но никакого рисунка там не оказалось. Потрясконверт над столом – ничего оттуда не выпало. «Да Бог с ними, – подумалНаумкин. – В других письмах, наверное, найдутся». Однако, дочитав все письмадо конца, ни одного рисунка он так и не обнаружил. Хотя Батурин-старшийдействительно пересылал их дочери, по одному каждом в письме. Об этом говорилиприписки, которыми он завершал свои послания:

«Шлю тебе, душа моя, еще один чудесный рисунок…» и такдалее.

«Наверное, девочка вклеивала их в тот самый альбом», –догадался Наумкин. – Ладно, если попадется потом где-то в архивныхзалежах, посмотрю».

Однако трогательная итальянская история не выходила уНаумкина из головы. Даже по дороге домой он не переставал думать о ней,вспоминая отдельные фразы из прочитанных писем. Ему почему-то казалось, чтосамое интересное, нечто важное ускользнуло от него. Но вот что именно, понятьне мог.

«Все, – решительно сказал сам себе Наумкин, –хватит! Надо отключиться, отдохнуть, а то завтра вообще не смогу работать».Придя домой, он вытащил из холодильника коньяк, налил себе немного, выпил и,мгновенно почувствовав освобождение от всяких посторонних мыслей, рухнул надиван – спать.

Борис Леонидович внезапно проснулся среди ночи и сразу жепонял, что именно в семейной переписке Батуриных не давало ему покоя. Не моглоли так случиться, что рисунки, которые папенька посылал любимой дочери,принадлежали кисти одного из старых итальянских мастеров? А что, это очень дажевозможно! И вряд ли это подделка – зачем бы тогда их хранили столько лет? БорисЛеонидович встал и нервно забегал по комнате. Он почувствовал себякладоискателем, лопата которого вдруг уперлась в крышку сундука с сокровищами.Если интуиция его не обманывает, то где-то совсем рядом находятся большиеденьги. Очень большие! И знает о них только он один! Такой шанс выпадает раз вжизни, и не воспользоваться им было бы безумием, непростительной глупостью.

Впрочем… Тут Борис Леонидович с тревогой подумал о том, чтонамного раньше такая же догадка могла осенить какого-нибудь ушлого смотрителиусадьбы. Возможно, рисунки давно уже украли. А то и просто выбросили заненадобностью. Но Наумкину страстно хотелось надеяться на лучшее.

* * *

Еле дождавшись утра, Борис Леонидович помчался в музей.Повесив на дверь дико раздражавшую директора табличку «Не беспокоить», онпринялся тщательно исследовать ящики, коробки, стопки книг, связки документов.Однако теперь цель его поисков была совершенно конкретна – детский альбом,гербарий! Ему казалось, что он на правильном пути, что это его ноу-хау. Еслигде и могли сохраниться старинные рисунки, не привлекая чужого внимания, толишь в невинном детском альбоме с засушенными травками и цветочками. Вот толькожив ли сам альбом? Не факт, что этот дурацкий гербарий вообще сохранился. ВдругЛизанька в гимназию его отнесла. Или отдала своей гувернантке, иливоспитательнице, мадам, как бишь ее… Тем не менее отказываться от своей затеиБорис Леонидович не собирался.