– Это первое, – продолжала она,загнув палец и пытаясь воздействовать на Катерину тем, что самой Алене всегдапомогало лучше всего: элементарной логикой. – А второе вот что: информацияо моих так называемых нетрадиционных пристрастиях, о каком-то там скандале ипрочем будет не более чем «уткой» – причем клеветнической «уткой», – дотех пор, пока не будет назван сам публичный дом и не приведено хоть одноконкретное доказательство моего здесь пребывания. А ведь сейчас пресса сталаосторожной, уже не печатает что попало, одни только голословные измышления. Вынедавно сказали, что не можете допустить даже подобия скандала. А вообразите,что я подаю в суд на газету, которая опубликовала эти порочащие сведения? Ивыиграю процесс, потому что заметка окажется ничем не подтвержденной. Ну всамом деле, кто будет меня обличать? Где свидетели? Вы, что ли? – Онахмыкнула со всем возможным презрением. – Я не очень хорошо знаю вашбизнес, но не сомневаюсь: ваши боссы и постоянные клиенты вас за это просто постенке размажут. Это же прикроет лавочку однозначно! Влад начнет описыватьскладочки и родинки на моем теле? Тоже о-очень сомневаюсь: после такогоскандала его никто и никогда не пригласит выступать ни в одном клубе. Ведьвсегда и везде есть свои маленькие тайны, болтунов не любят. Очень не любят!Таксиста вы разыщете? И он сообщит, что я назвала точный адрес вашего борделя?Это довод, конечно, однако я могу сказать, что просто-напросто перепуталаадрес. Пыталась-де найти свою массажистку, чтобы договориться с ней о следующемсеансе, да забыла номер дома и квартиры. Кстати, массажистка моя и в самом делетут через квартал живет... Видите, какие заморочки... Так стоит ли игра свеч?Стоит ли вся эта суета, и скандалы, и трата огромных денег, и разборки с вашимибоссами – сомнительного удовольствия, которого вы внезапно взалкали? Надополагать, у вас тут полным-полно девочек-профессионалок, готовых на все. Нелучше ли обратиться к ним?

Катерина, которая во время этой речи неотрывносмотрела на Алену, так-таки и ела ее взглядом, вдруг эти свои распутные глазищирезко отвела, и Алена мгновенно просекла ход ее мыслей: девочки требуют деньги,даже с товаркой по работе не желают иметь дело бесплатно. А может, не нравитсяона им. Но платить Катерине неохота. Вот она и решила поиметь удовольствие нахаляву, запугав неосторожную дуреху...

Катерина снова вскинула на нее глаза – и сталоясно, что ход мыслей Алены ей понятен. Лицо исказилось от ярости, зубысверкнули в поистине зверином оскале.

– Ничего, не думай, что такаяумная, – хрипло выдохнула она. – Я тебя все равно достану, достану!

И с этими словами она вдруг выскочила изкомнаты, захлопнув за собой дверь. И прежде чем ошеломленная Алена успелапошевелиться, она услышала, как повернулся ключ в замке.

***

– Гоша, подвезти?

Высокий парень, медленно, нога за ногу,спустившийся с крыльца ИПФАНа и остановившийся в раздумье, словно не зная, кудаидти дальше, исподлобья поглядел на синюю «Ауди», которая затормозила с нимрядом.

– Да нет, спасибо, я лучше пройдусь.

– Садись, садись. Прокачу с ветерком.Если честно, мне с тобой посоветоваться надо.

Олег Кирковский постарался придать своемувзгляду самое что ни на есть озабоченное выражение.

Осунувшееся лицо его коллеги оставалосьунылым, но в глазах что-то проскользнуло, что-то живое, сочувственное. Законприроды – собственное горе кажется не таким тяжким, если рядом страдает кто-тоеще.

Олег искоса поглядывал на Гошу, пока тотмедленно усаживался на переднее сиденье, вяло натягивал ремень безопасности.Такое ощущение, что у парня нет ни на что сил. Эти впалые щеки, чернота подглазами, истончившиеся пальцы. Он когда ел в последний раз, интересно? Да еще иэта черная одежда, которую он носит второй месяц, подчеркивает резкую худобу иболезненный цвет лица. И дело не только во внешности. В Гошке что-то словно бынадломилось, нет, сломалось вообще!

Олег знал его давно – они когда-то училисьвместе в школе, правда, в параллельных классах, потом вместе поступили нафизтех в университет, потом попали по распределению в престижный ИПФАН.Работали в разных отделах, но как-то общались. Внезапную перемену в Гоше незаметил бы только слепой. Олег отлично помнил, какой это был веселый,компанейский, жизнерадостный парень. Он словно бы светился изнутри – всегда,всю жизнь! А как его любили женщины! Еще в школе, класса с седьмого, ГошкаВоропаев был кумиром всех девчонок. В институте продолжалась добрая традициявсеобщих ухаживаний за «нашим солнышком». Что характерно, у него был настольколегкий, дружелюбный нрав, что даже парни его любили и не злились на своихподруг, когда те вдруг, одна за другой как заговоренные «западали» на Гошку. Тоесть на подруг-то они как раз злились, это само собой, но только на них, а нена Гошку. На него просто невозможно было сердиться. Посмотрит своимижуликоватыми сверкающими глазищами, улыбнется виновато: «Парни, да при чем тутя? Разве я виноват? Знали бы вы, как бы я хотел, чтобы они все во мнеразочаровались! Устал – не могу!» И все вокруг – в покатуху, столько искреннейдосады в этом мягком голосе, так демонстративно сгибаются плечи, такойистомленный беспрерывными бессонными ночами делается у Гошки вид.

Женщины его любили, он их любил, но все егороманы были однодневками, девчонки, девушки, женщины ему мгновенно надоедали, арасставаться с ними он умел легко и просто, без взаимных обид. Кончаласьпостель – сохранялись ни к чему не обязывающие дружеские отношения. Ему вечнотаскали то конфеты, то яблоки, то домашние пирожки, то какие-нибудь фирменныесалатики, по нему вздыхали, лили слезы – и при этом посмеивались над ним.

Однако не надо думать, что Гоша был этакимтепличным дамским угодником. Стрелял отлично, занимался какими-то восточнымиштучками, а если внешне не напоминал качка, то лишь потому, что его худое телобыло просто-таки перевито мышцами. Насколько знал Олег, Гоша был призеромкаких-то соревнований, его пытались переманить из ИПФАНа в некие структуры,обеспечивающие безопасность частных богатых фирм, но он пока что, как дурак,держался за физику и только иногда, когда зарплату начинали сильно зажимать,грозился, что плюнет на все и уйдет в секьюрити.