– Ни ухода, ни пользы, ни стиля, ваше высочество. Работы бездна, а времени нет!

И вот принц уселся на колченогий стул в саду Эмы, а парикмахер говорил, пропуская прядь за прядью между большим и указательным пальцами:

– Состричь, их нужно состричь, ваше высочество! Состричь немедленно.

– Что ж, стригите, стригите.

Цирюльник вооружился золочеными ножницами, щелкнул ими два-три раза в воздухе – таков ритуал – и угрожающе объявил в последний раз:

– Так я состригу их!

– Стригите, стригите, – рассеянно повторил Тибо, уставившись на сорняки.

Ножницы щелкали, а Тибо мысленно восстанавливал сад, который так любила его матушка. Потом сочинял письмо с соболезнованиями родителям Щепки. Светлые пряди сыпались в заросли крапивы, а вместе с ними улетали годы вольной жизни на морском просторе. Когда Тибо позволили встать, у него был аккуратный затылок, гладкие виски, лишь одна непокорная прядь и полоска белой кожи на лбу, куда прежде не добиралось солнце.

Однако время шло стремительно, и у дверей бальной залы их уже ожидала толпа гостей.

Войти в бальную залу июньским вечером – все равно что погрузиться в лимонад: свет, струившийся сквозь высокие окна, освещал бледно-желтые стены и отражался в зеркалах. В этот вечер гостей собралось особенно много, и все они изнемогали от любопытства. Тибо отсутствовал около двух лет. Он вернулся с женой и в скором времени мог взять бразды правления в свои руки. Гости должны были на него посмотреть. Должны!

Но сначала торжественно появился Жакар. В черном с головы до пят, он держал на поводке собаку и чуть заметно улыбался, что случалось крайне редко. Раз Лемуан в темнице, Жакар полагал, что корона осталась за ним. Однако его торжество длилось недолго. Следом вошли моряки «Изабеллы», и зал встретил их овацией, от которой задрожали люстры. Стикс ненавидел людские сборища, пес хрипло дышал, рычал, исходил слюной. Жакар словно оказался посреди лужи и походил на одинокий остров, а на берегу перешептывались гости, избегая встречаться с ним взглядом.

Вскоре на него и вовсе перестали обращать внимание, потому что дворецкий сложил ладони рупором и очень громко объявил:

– Принц Тибо и принцесса Эма Беатрис Эхея Казареи!

Толпа расступилась.

Принц возмужал, шел спокойно, уверенно. Он казался выше и солиднее в новой одежде. Вокруг принцессы-иностранки тут же разгорелись споры: благородная осанка, но какие руки! Одно-единственное украшение, серебряная подвеска, на атласном зеленом платье из гардероба Элоизы. Цирюльник, озадаченный тугими завитками Эмы, все же сумел придать им некую форму, которую сам определил как «фантазию». Но что там платье, украшение, прическа! Цвет кожи – вот самое примечательное. Как его определить – жженый сахар? Кофе с молоком? Жареный миндаль? Рука Тибо рядом с ее рукой казалась бледнее рассветного неба.

У них за спиной поднимался ропот возмущения или удивления, вернее, того и другого. Тибо насторожился, но гости говорили все разом, поэтому ничего нельзя было разобрать. Относительно цвета кожи Эмы принц знал наверняка мнение одного человека в зале, и лучше бы тому не появляться здесь… Звали его Анри Мишо, это он написал гнусное письмо, а теперь делал вид, будто его интересует лишь содержимое бокала. Мишо прятался за кринолинами и веерами, как прячется за кустами дезертир.

Двери оставались открытыми, все ожидали королеву Сидру. Без нее музыканты не начинали играть из вполне понятного почтения. И своим присутствием, и отсутствием королева Сидра одинаково внушала страх. Всем хотелось, чтобы она поскорее пришла, а потом поскорее ушла. Из-за опоздания Сидры гостей раньше предустановленного времени обнесли закусками и вином. Прославленный Манфред управлял штатом прислуги скупыми жестами, позвякивая тяжелой связкой ключей на поясе. Выглядел он весьма внушительно: красная ливрея, великолепная осанка. Старческий ревматизм мешал высоко держать голову, поэтому он постоянно вздергивал подбородок.

Сидра появилась там, где ее никто не ожидал: в углу зала, позади служанки с подносом. Та в испуге вскрикнула и выронила поднос. Королева никогда не подкрашивалась, не делала причесок, не носила яркой одежды. Вся в сером, она скользила в толпе как угорь, ее любимая рыба, – королева поедала свежевыловленных угрей сырыми. Обойдя осколки разбившихся рюмок, Сидра ткнула в оркестр указующим перстом. Зазвучал спотыкающийся, фальшивый вальс. Никто не отважился сдвинуться с места.

Праздник грозил просесть, как неудачное сырное суфле, но Тибо решительно открыл бал. Как только он положил руку Эме на талию, то позабыл обо всем, даже о булавке, которую портной не вынул у него из брюк. Принц прекрасно вальсировал, чем весьма удивил собравшихся, а больше всех – своего учителя танцев. Романтическая музыка, подобранная герцогом Овсянским, понемногу развеяла гнетущую атмосферу, и гости закружились в вальсе.

– Сегодня мне не придется много танцевать, – шепнул Тибо Эме. – До ужина необходимо со многими переговорить. Что ты предпочитаешь: я могу доверить тебя хорошему танцору или приглашу заняться делами вместе со мной?

Эма оглядела зал. Все глаза с жадностью устремлены на нее. Она поежилась и решила:

– Найди мне танцора.

– Пожалуйста, танцор.

И Эма очутилась в объятиях красавца-брюнета, благоухающего мускусом.

– Филипп, – представился он, сияя белозубой улыбкой. – Отныне ваш кузен со стороны супруга. Рад знакомству, мадам, и совершенно очарован, что неудивительно.

Филипп стремительно кружил Эму по зале. Ей казалось, будто ее уносят холодные волны, ноги слабели, в тело впивались ледяные иглы. Вскоре она мечтала лишь о том, как бы сбежать от Филиппа. А все взгляды по-прежнему следили за ней. Кузен был неутомим, он не только танцевал, но еще и беседовал. Сначала осыпал Эму комплиментами, потом подкалывал, а под конец стал наслаждаться ее смущением.

– Не могу поверить, принцесса, что вы не знаете, кто такая Изабелла! Провели столько времени на шхуне и не узнали, чье имя она носит? А я вам скажу: это имя ослепительной женщины, красавицы королевской крови. Тибо всегда ее боготворил.

У Эмы стеснилось дыхание, она сбилась с ритма. Хуже всего то, что его слова подтвердились: у нее на глазах принц с нежностью обнимал маленькую изящную брюнетку.

– Поверьте, кузина, – разливался Филипп, – женщины Краеугольного Камня не позволят безнаказанно похитить своего любимого принца, они вам еще покажут. Предупрежден – значит вооружен.

Сомнение, мучительное сомнение закралось в душу Эмы. Тибо женился на ней, потому что полюбил? Или потому, что рядом не оказалось другой женщины? Конечно, на фоне толстяка баталёра или марсовых с немытыми ногами она выигрывала. Но здесь, в замке, куда ни взгляни – соперницы. Белокожие, одна другой лучше и к тому же знакомые, местные. Невероятная встреча принца и рабыни произошла в открытом море. Синий морской простор – благожелательный свидетель, добрый ангел. Но останутся ли они вместе на суше?