– Помолчи, Батист, – оборвала его Эмили.

Она поправила прядь, выбившуюся из сложной прически, затем кокетливо обратилась к Лисандру:

– Меня зовут Эмили, я дочь конюха.

– Ага.

Эмили были умопомрачительно красива.

– А тебя как?

– Оставь его в покое, ты же видишь, он идиот, – снова заговорил Батист. Блестящие пуговицы не ускользнули от его внимания, и он решил, что непременно их заполучит.

– Вот уж кто идиот, так это ты, – объявила маленькая девочка, похожая на розовощекого эльфа.

– Цыц, мелюзга, вот скажу твоему отцу, что ты кладешь локти на стол.

Отцом Лаванды был Манфред, и она мгновенно убрала локти со стола. Но безупречные манеры – увы! – никогда не одарят ее изяществом, от природы присущим Эмили. Ничего не поделаешь с носиком-уточкой, оттопыренными ушками и щечками будто у хомяка.

– Говорят, ты приехал из Бержерака, – продолжала светскую беседу Эмили, словно не слышала Батиста.

– Ага, – снова выдавил Лисандр с несчастным видом.

– Он идиот. Убедилась? – настаивал Батист, передернув плечами. – Спорим, он и языка нашего не знает!

– А на каком языке говорят в Бержераке, тупица? – засмеялась Лаванда.

– Надо же, наша крошка умнее всех! Надеешься, хотя бы чужак обратит на тебя внимание? А почему он вообще здесь оказался?

Батист повернулся к соседу Флориану, который посмеивался, уткнувшись в тарелку.

– Лично я думаю, что семья постаралась от него избавиться. А ты как думаешь?

– Похоже на то, – пробормотал Флориан, едва приоткрывая ротик сердечком.

– Правда? Принц привез нам жалкие отбросы.

– Ну-у, – промычал Флориан, покраснев до корней очень светлых волос.

С первого школьного дня Флориан чувствовал, что Батист способен раздавить его, как клопа, и решил стать его тенью, его эхом. С тех пор он ни разу не высказал вслух, что думает на самом деле. Зато без тревог засыпал по ночам.

– Мы так и не знаем, как тебя зовут, – с милой улыбкой продолжала Лаванда, подвигая Лисандру корзинку с хлебом, изрядно опустошенную Батистом.

Сама она не представилась, потому что цветочное имя зачастую вызывало смех. Ее так назвала мама, у отца фантазия отсутствовала напрочь.

– Лисандр, – с трудом выговорил мальчик.

– Лисандр и Лаванда! Просто созданы друг для друга! Сейчас мы их поженим, – издевался Батист.

Лаванда вспыхнула. Довольный обидчик потирал руки.

– Уймись, Батист! – сердито одернула его девочка.

Шестое чувство Манфреда тут же сработало, он услышал дочь с другого конца залы и знаком приказал вести себя потише.

– Сейчас папочка отправит полевой цветочек спать.

– Лучше уж спать, чем слушать глупости.

– Вот и топай! Лично я уходить не собираюсь. Так ведь, Флориан? Мы остаемся, Лаванда-дуранда!

Любимая дразнилка Батиста. Он потянул на себя скатерть и наклонился к Лисандру:

– Отец Флориана – придворный архитектор, господин фон Вольфсвинкель!

Батист при любом удобном случае произносил трудную фамилию, гордясь тем, что вхож в семью придворных.

– И что из того? – удивилась Эмили.

– А то, что сын придворного архитектора выше дочери слуги во дворце и тем более дочки конюха.

Флориан фон Вольфсвинкель по привычке усмехнулся. Лаванда сложила салфетку и отодвинула стул. Стоя она оказалась еще меньше ростом.

– А ты, Батист, чей сынок, скажи-ка! Может быть, принца?

Батист, сын мясника, хотел что-то придумать, но не успел: Лаванда уже покинула залу, провожаемая отцовским суровым взглядом. Эмили занялась жарким, отрезая и отправляя в рот крошечные кусочки, как настоящая дама, какой она мечтала стать. Больше уже никто не обращал внимания на Лисандра.

Взрослый стол немногим отличался от детского. Только для Сидры и Жакара места были приготовлены заранее, они оба были левшами, им накрывали особо. Гости рассаживались как придется, в том порядке, в котором подходили к столу. Принц Тибо сел напротив брата, а место рядом занял для Эмы. Стоило Эме сесть, как Стикс оскалился и зарычал.

– Хороший пес, – похвалил Жакар. – Сидеть! – И потрепал его по холке. – Незнакомая раса, принцесса, нам всем придется к вам привыкать.

Принц Тибо приготовился ответить, но тут перед ним поставили любимое блюдо – раковый паштет в желе с лимоном. Он умирал от голода, однако за вилку не взялся.

– Позовите дегустатора.

Принц говорил громко, его все услышали.

Жакар недовольно засопел.

– Новый каприз?

– Нет, заурядная предосторожность, которая спасет нам жизнь. Отравления теперь в моде.

У всех заледенела кровь в жилах от замечания Тибо, только адмирал весело рассмеялся.

– Глупости, – фыркнул Жакар. – Кто, спрашивается, пойдет к тебе в дегустаторы?

Герцог Овсянский поднял руку, он был готов на любые жертвы. Но Тибо уже сделал выбор:

– Стикс.

– Что-что?

– Стикс. Мне кажется, так зовут твою собаку. Он же не откажется от кусочка ракового паштета с желе. И потом…

– Что потом?

– Это все же собака, не человек…

На лбу Жакара выступили капли пота. Он молчал. Заговорила королева Сидра. Впервые за праздничный вечер. Тибо убедился: королева не изменилась. Осталась точно такой же, какой впервые появилась при дворе: неподвижное, похожее на восковую маску лицо, такое же молодое, как у сына, непроницаемый взгляд. Она произнесла одно-единственное слово скрипучим голосом:

– Жакар.

Жакар сейчас же схватил паштет Тибо, положил кусок на первую попавшуюся пустую тарелку и поставил перед собакой. Стикс мигом проглотил паштет, вылизал тарелку и поставил лапы на стол, прося добавки.

– Доволен?

– Да, – ответил Тибо и принялся уничтожать любимое лакомство.

Стикс поскуливал перед каждым новым блюдом, непременно желая его попробовать. Гости сидели молча, напряжение августейших братьев заморозило разговор. Эма чувствовала, что за ней наблюдает весь стол. Иногда ей задавали вежливый вопрос, и она учтиво отвечала, гадая про себя, кого из присутствующих красавиц зовут Изабелла.

Сидра не сводила с Эмы неподвижных змеиных глаз. Когда Эма тоже отваживалась взглянуть на нее, дрожь пробегала по телу от макушки до пяток.

Когда гостям в очередной раз налили вино, седая дама в нефритовом ожерелье подняла бокал за здоровье принцессы. На тост откликнулись без большой охоты. Придворные едва омочили губы, зато моряки с удовольствием выпили до дна. Они не забыли юнгу, который драил палубу, тянул канаты, лечил ушибы, спал под открытым небом и ел что придется.