Лиза расширенными глазами взглянула в узкую щель, где толькочто торчал факел, перевела взор на довольное лицо графа и вдруг ощутиланеодолимое желание отвесить пару добрых оплеух этому «вечному сынулегкомыслия». Нечего сказать, называл он себя очень точно! И еще надеялся, чтовзрыв, который неминуемо грянул бы, окажись здесь и впрямь порох, не накрыл быих там, на подъеме?! Да от них и воспоминания не осталось бы!

Но у Лизы уже не было сил волноваться, тем более из-за того,что могло случиться, да не случилось. Она безучастно смотрела, как де Сейгаль,выбив пробку, окунает палец в темную, маслянистую жидкость, а потом сосредоточеннообнюхивает его и осторожно касается языком.

– Гром и молния! – воскликнул он наконец. – Да ведь это ром!Превосходный ямайский ром! Вот так повезло!

– Надеюсь, вы не собираетесь устроить здесь попойку? –сердито спросила Лиза: нашел чему радоваться!

Граф расхохотался:

– Я слишком тонкий ценитель жизни, чтобы заглушить своиощущения этим огненным зельем, и предпочитаю легкие вина типа «Рефоско» изФриули. А обрадовался я тому, что теперь вспомнил: рядом с тем укромным ходом,которым когда-то пользовались мы с моей дорогой возлюбленной, чтобы проникнутьв развалины, находился пустой винный погреб. И я думаю, что сейчас мы попали втот самый погреб, только с другой стороны. Очевидно, новые обитатели этихкатакомб заполнили его своим излюбленным напитком.

– Но это ведь монахи… – нерешительно молвила Лиза. – А тутром. Или вы имеете в виду – для причастия?..

– В жизни не встречал монаха, который не прикладывался бы кбутылке, – отмахнулся граф. – А ром – самый подходящий напиток для этих головорезов.Ничего, я еще доберусь до Араторна, если только он уже не превратился вголовешку, на что я от души надеюсь! – внезапно исполнившись ярости, прорычалде Сейгаль. – Я дойду до самого папы, но добьюсь их наказания!

Лиза недоверчиво хмыкнула, и граф не на шутку обиделся.

– В декабре прошлого года я получил из рук его святейшестваКлимента VIII крест «Золотая шпора» и звание папского протонотария!

Лиза даже руками всплеснула.

– За что?!

– Я умолчу о своих заслугах перед святейшим престолом, –многозначительно ответил граф. – Мужчине не к лицу хвастовство. Но если выслышали о вольных каменщиках…

– О, конечно! – воскликнула Лиза. – Мессир Бетор сообщилмне, что масоны – передовой отряд его Ордена.

Граф остолбенел и не скоро обрел дар речи вновь.

– Ну это уж переходит всякие границы, – прошипел он наконец.– Значит, когда в 1751 году в Лионе я был посвящен в масоны, то одновременновступил в банду этих клейменых убийц? Что за чушь! Матушка сказывала, что я родилсяслабоумным и оставался таковым до восьми с половиною лет, но, право слово,сейчас мне показалось, будто разум вновь меня покинул. Знайте, моя крошка, чтоя, Джузеппе Джироламо Казанова, граф де Сейгаль, уже почти тридцать шесть лет,с самого рождения, состою в одном-единственном ордене, Ордене авантюристов, ипоклоняюсь одной богине – Фортуне, покровительнице игры и превращений, ибо игра– это стихия судьбы. А все остальные мои занятия и увлечения – лишь даньсветским и религиозным условностям. Я авантюрист и горжусь этим. Я предпочитаюловить дураков, но самому не быть пойманным; стричь купоны, но не даватьостричь себя в этом мире, который, как знали еще римляне, только и ждет, чтобыбыть обманутым. Я стал авантюристом не из нужды, не из отвращения к труду, а поврожденному темпераменту, благодаря влекущей меня к авантюризму гениальности! Ичтобы я ввязался в политические игры фанатиков? Нет, они даже хуже фанатиков,ибо вовсе лишены принципов и здравого смысла. Да я никогда не был ничьимслугою, кроме святого случая!

Если Лиза до сих пор еще не поняла, что единственной и самойлюбимой темою разговоров и размышлений графа является его бесценная персона, тотеперь всякие сомнения в этом исчезли. Говорил он цветисто и ярко, как пописаному, но она согласилась бы весь остаток жизни провести среди немых, лишьбы избавиться сейчас от его звучного, с прекрасными модуляциями, голоса,избавиться от этого болтуна, кем бы он ни был – графом или авантюристом, как быни звался – де Сейгалем или Казановой!

– Однако, ежели эти господа все ж останутся в живых идознаются, кто помог мне улизнуть, вам туго придется! – ехидно прервала она егозатянувшийся панегирик самому себе.

Охладить пыл оратора было не так-то легко.

– Да, придется снова скрываться, снова бежать… Но только вполете, только в постоянном беге наслаждаюсь я существованием! Никогда – впокое или уюте! Город без приключений для меня – не город, мир без приключенийдля меня – не мир. Да я скорее рискну своей жизнью, чем дам ей закиснуть. Дажевиселица меня не обесчестит. Ведь я всего лишь был бы повешен, но не заскучалбы. По мне, скука – это круг ада, который Данте забыл изобразить!

Да, задавать вопросы этому человеку о нем самом рискованно.Нужно во что бы то ни стало отвлечь его!

– Все это безумно интересно, сударь, – сказала онанетерпеливо, – но что нам делать теперь?

– О, вы смелая особа! – При свете факела его улыбкавыглядела весьма печальной. – Другая на вашем месте уже давно истерическирыдала бы, а вы полны стремления бороться. Что же мы можем? Очевидно, очиститьподвал от бочонков и пройти его насквозь, до противоположного входа. Жаль, чтомы с вами не Гаргантюа и Пантагрюэль, тогда не составило бы труда уничтожитьвсе эти пинты и галлоны рома.

Лиза поджала губы. Она не выносила роман Рабле (кстати, однуиз любимейших книг Августы), и сравнение с его героями оскорбило ее. Захотелосьчем-нибудь досадить графу.

– Скажите, сударь, – спросила она с невинным видом, – а выуверены, что не ошиблись и это тот самый подвал? В том смысле, что другой выходиз него существует?

– Я сейчас вообще ни в чем не уверен, – развел руками граф.– Но ведь у нас нет выбора…