Сердце ее сжалось от невыносимой боли, и, к изумлениюсвоему, она поняла, что это не злоба на де Сейгаля, не страх перед неминучейпогибелью, а тоска от сознания, что злая судьба не оставляет ей больше ниединой возможности хотя бы раз еще увидеть Алексея, услышать весточку о нем! Еенепреходящая любовь то казалась ей прекрасной и сияющей, как снег на вершинахАльбанских гор, как море у подножия Карадага, как первая звезда в прозрачнойвечерней синеве, то черной, горькой, обреченной. Алексей ли сумел внушить Лизеэту верную, неколебимую любовь без конца, сама ли она сковала своему сердцу этивечные оковы, – бог весть! Суть в том, что она не только не могла, но и нежелала расстаться со своим призрачным счастьем и истинным горем. И ошибкадумать, что выдавались дни, когда она ни разу не вспоминала об Алексее. Вот исегодня: это его никому другому, кроме Лизы, не слышный шепот подсказывал ейответы для мессира; его рука помогала отыскать в кармане плаща пистолет; егосила и настойчивость помогали выстоять, не поддаться страшной усталости; егоглаза заглядывали в ее глаза сейчас, в самое тяжкое мгновение!.. Приключение сграфом! Какая чепуха! Утомление плотской жажды, пустая попытка забвения. Ведь ив самый сладостный миг – нужно честно признаться хотя бы себе самой! – она виделаперед собою расширенные страстью глаза Алексея, чувствовала его руки,стискивавшие ее плечи, упивалась его срывающимся дыханием, как там, на бортугалеры «Зем-зем-сувы»!..

Она зажмурилась, слабо улыбаясь, пытаясь продлить чудесноенаваждение, но тут же открыла глаза и вскочила, в ужасе глядя во тьму коридора,откуда с ревом вылетело чадящее пламя.

– Нет, нет! – отчаянно закричал рядом граф и, подхватив одиниз оставшихся бочонков, швырнул его в надвигающегося огненного зверя, словнонадеясь отпугнуть его.

Подхватил второй… и замер, согнувшись, не в силах оторватьего от земли. Рванул еще раз. Послышался раздирающий уши скрип и скрежет. Потомчасть стены в углу погреба вдруг медленно отошла, открыв зияющее темноеотверстие, в которое граф и метнулся, волоча за собой Лизу. Как раз вовремя,ибо в следующий миг огонь ворвался в погреб.

Они еще успели ощутить его обжигающее дыхание, прежде чемплита вернулась на свое место, отняв у огненного зверя его добычу.

* * *

Лиза смутно вспоминала потом, как граф заставил ее поднятьсяи идти, опять идти по новому подземному коридору. Она была в полуобмороке, ношла, будто кто-то толкал ее, вселяя уже утраченную жажду жизни. Наверное, этотоже был Алексей, но сейчас она была неспособна ни о чем думать.

Прежде чем Лиза начала понимать, что происходит, ощутилалетучее прикосновение ко лбу и с трудом сообразила, что это ласка ночноговетерка, а прямо в глаза ей приветливо смотрит луна, поднявшаяся в небеса.

Лиза огляделась. Того полуразрушенного храма со статуями, ккоторому вчера привез ее граф, и в помине не было. А поскольку нигде невиднелось и следов пожара, даже легкого зарева, получалось, что по подземнымпереходам они с де Сейгалем прошли не одну версту.

В это невозможно было поверить! Они спаслись, они выбралисьиз проклятого подземелья! Лиза недоверчиво посмотрела на графа и вдругразрыдалась, упав ничком и приникнув всем телом к росистой траве.

Де Сейгаль, присев рядом, тихонько поглаживал ее по плечу ибормотал, не заботясь, впрочем, о том, слышит его кто-нибудь или нет:

– Нет ничего и ничего не может быть дороже для разумногосущества, чем жизнь. Смерть – это чудовище, которое отрывает зрителя от великойсцены, прежде чем кончится пьеса, которая его бесконечно интересует!

«Да, графа, кажется, ничем не проймешь», – невольноулыбнулась Лиза и приподнялась, села, утирая слезы и все еще тихонько всхлипывая.Ей стало стыдно своей слабости, и она попыталась призвать на помощь ту приятнуюязвительность, которой были так или иначе проникнуты все ее разговоры с графом:

– Во всяком случае, скучной эту историю не назовешь!

– Можете мне поверить, – значительно воздел он палец, – яуже давным-давно нашел бы способ улизнуть из этого подземелья, если б нашеприключение не было таким захватывающим.

Поистине, наглости его не было предела! Лиза просто-такионемела, а он продолжал трещать нечто уж совершенно несуразное:

– Уверяю вас, моя несравненная, через много, много лет,когда я состарюсь и единственным приютом моих воспоминаний останется письменныйстол, где оплывают свечи, где ждут зачиненные перья и шелестят большие белые листычуть шершавой дешевой бумаги, я непременно найду в своих мемуарах местечко идля вас, и для нашего бегства сквозь огонь, сквозь мрак, и, разумеется, для тойдивной скачки в карете, которая подарила мне восхитительное блаженство!

Лиза вытаращила на него глаза. Вот почему он все времяговорил такими странными, круглыми фразами, словно изрекал давно заготовленныеафоризмы. Так оно и было: для него вся жизнь, близость смерти, отчаяние, риск идаже любовные содрогания – не более чем заготовки для будущей книги!

– Только посмейте, – глухо проговорила она, сдерживаясь,чтобы не вцепиться в курчавую шевелюру графа.

– Ну-ну, красотка! – шутливо погрозил он. – Я-то имею на этоправо. Как-никак это ведь я спас вам жизнь!

Он спас ей жизнь?! О да, наверное… Но кто же, если не он,сперва подверг эту жизнь опасности? По крайней мере дважды: когда приволок ее влапы Араторна с Бетором и когда устроил пожар. И после этого он еще смеет?!

Страх и безумная усталость, пережитые ею, при словах графавдруг обратились в дикую, неуправляемую ярость.

– Пропади ты пропадом! Век бы тебя не видеть! Думаешь,лучшего, чем ты, на свете нет? – выкрикнула она, безошибочно угадав: больнеевсего этого неудержимого хвастуна можно уязвить, если подвергнуть сомнению егомужские достоинства. – Да последний волжский бурлак куда как крепче тебя! Онвсю ночь без устали ласкаться будет, не то что ты. Трепыхнулся разок – иготово, а баба, что хошь, то и делай!

Откуда взялся этот волжский бурлак, Лиза и сама не знала, носвою службу он, несомненно, сослужил. Даже при лунном свете было видно, какпобелело лицо де Сейгаля.

– Что ты о себе воображаешь, самозванка?! – прошипел он сненавистью. – Да я к тебе и не притронулся бы, когда б не думал, что имею делос русской принцессой!

– Как же, с принцессой! – захохотала Лиза. – Как будто тебене все равно, принцесса или нищенка подзаборная? Была б юбка, чтоб задрать! Тыпосмотри на себя! – И, сама дивясь своей внезапной развязности, указала на егочресла. – Да помани я тебя сейчас пальчиком, ты враз портки спустишь!