Она подняла телефон над головой и, насвистывая, протанцевала по всей кухне.

Они встретились на следующий день в университетском музее естественной истории, чудесном местечке, которое Ночная Сучка любила посещать в студенческие годы. Она еще ни разу не приходила сюда с мальчиком, и мысль показать ему музей ей нравилась. К тому же в выходные музей был тих, как гробница, которой в некотором смысле и являлся, поскольку здесь находилась самая древняя таксидермическая коллекция, настолько древняя, что матери и их подопечные могли видеть солому, торчавшую из дыры в коже носорога, кусок ткани на месте меха гепарда.

Джен никогда здесь не была. Она выразила глубочайшее изумление тем, что в их городе есть такое интересное место, и вновь восхитилась оригинальностью Ночной Сучки.

Хотела бы я быть творческой личностью, с тоской сказала она, глядя, как две ее девочки водят сына Ночной Сучки по комнате, взяв за руки и таская туда-сюда, нянчась с ним так, что Ночной Сучке захотелось сказать им, чтобы они прекратили, что возиться с ним – неподходящее для них занятие, что они должны наслаждаться выставкой и не думать об этом мальчике, что их интересы должны быть больше направлены на таксидермию, чем на заботу о других. Но она лишь сухо рассмеялась над словами Джен.

Сегодня Джен была вообще на себя не похожа. Хотя ее девочки были как следует умыты и гармонично одеты, а их шелковые волосы собраны в аккуратные хвостики, торчавшие, как рожки, у самой Джен вид был изможденный, под глазами, неровно подведенными слишком далеко от краев век, свисали мешки. Футболку она надела шиворот-навыворот; конечно, это была футболка из тех, у которых довольно трудно отличить лицевую сторону от изнаночной, но прежде это умение было явно сильной стороной Джен.

Ты меня вдохновила, так что я экспериментирую с прической, сказала она, когда они проходили мимо гигантского ленивца, и указала на свои светлые волосы – даже в тусклом свете музея было видно, какие они грязные и спутанные. Ночной Сучке, конечно, очень нравилась эта новая эстетика, и с каждой новой мелочью ее радость только возрастала. Она напомнила себе, что не нужно давить на Джен, побуждая к рассказу. Надо оставаться сдержанной и внимательной, слушать и ни в коем случае не пытаться манипулировать ситуацией. Она смотрела на Джен, как смотрела бы на свою жертву темной ночью – спокойно, выжидающе.

Маленькая компания прошла в зал с птицами. Джен прихлебывала кофе, крутила в руке баночку с травой. Птичий зал был круглым, с окнами наверху и круглым же открытым павильоном, демонстрировавшим траектории полета североамериканских видов. По краю стены были прикреплены чучела птиц, некоторые сидели на ветках, но большинство напоминали Ночной Сучке коллекцию жуков, которую она собирала в школе, – каждое насекомое насаживалось на булавку и вставлялось в блок пенополистирола, а внизу клеился ярлык.

Здесь располагалось множество звуковых кнопок, которые можно было нажимать, и дети с удовольствием этим занялись. Зал наполнился птичьими голосами. Две матери застыли в мягком свете дисплеев.

Ну что ж, сказала Джен, сжимая в руке стаканчик с кофе, усталая, измученная. Ты такая талантливая… начала она. И очень хорошая мама. Я просто… Джен расплакалась.

Все хорошо, сказала Ночная Сучка. Не сдерживай себя.

Она замерла в ожидании, хладнокровная, спокойная.

Признайся, мысленно приказывала она Джен. Признайся, что ты собака.

У меня тоже есть… моменты, о которых я никому не рассказываю, добавила Ночная Сучка, чтобы помочь Джен расслабиться. У каждого свои проблемы.

Она думала, что ее слова успокоят Джен, но они, судя по всему, лишь усилили ее беспокойство.

Я в такой куче дерьма! воскликнула Джен, прошептав последнее слово, чтобы не услышали дети, хотя они и не слушали. Я в полной заднице. Даже мой муж не знает. Только бы он не узнал!

Все мы проходим через трудности, ответила Ночная Сучка. Они были так близки к моменту абсолютной искренности!

Я просто… Джен накрыла лицо руками, потерла пальцами лоб, глаза, щеки. Я потратила столько денег на эти травы, прошептала она наконец. Тысяч десять, а все думают, что я такая успешная, но на самом деле их покупаю только я сама же. Алекс ничего не знает – ну это несложно, потому что я занимаюсь всеми денежными вопросами, но я понятия не имею, как выбраться. Рынок переполнен травами! Они никому не нужны! Мы все их скупили и теперь пытаемся продать друг другу!

Она с тоской посмотрела на дочерей, поваливших мальчика на пол и щекотавших, к огромному удовольствию всех троих. Ночная Сучка ничего не ответила, потому что ожидала не этого, совсем не этого.

Мне нужно проецировать на других свой успех, продолжала Джен. Все девчонки ждут от меня этого, но я не могу. Она нажала кнопку перед собой, чтобы раздался долгий, низкий крик совы.

Ну конечно. Конечно, Джен была в полной заднице. Конечно, она спустила слишком много денег на травы.

Конечно, она не была собакой.

Какая глупость со стороны Ночной Сучки – всерьез об этом думать. Какой бред – вообразить, что эта мать носится по лугам, голая, с распущенными волосами. Ночной Сучке пора было бы уже смириться. Пора – сколько раз можно повторять – свыкнуться с этим, но нет.

Нет.

Она не могла. Не могла с этим свыкнуться.

О боже, ты даже не знаешь, что сказать, пробормотала Джен, в отчаянии глядя на Ночную Сучку, ожидая слов поддержки, ожидая слов «все будет в порядке». Трое детей носились вокруг центральной консоли, играя в салки, нажимая все кнопки подряд и визжа, но матери не обращали на них никакого внимания, настолько, конечно, насколько это могут матери; Джен, бледная, несчастная, с жутким гнездом на голове, и Ночная Сучка, сиявшая так, будто вобрала в себя все трудности, как питательные вещества, и обратила их себе на пользу, чтобы стать сильнее, умнее, увереннее в своих целях, потому что отступать было уже некуда.

Понимаешь, тебе не нужно пытаться самой с этим справиться, сказала Ночная Сучка, сжав плечо Джен и глядя ей прямо в глаза. В задницу травы и в задницу деньги, сказала она и развернула настоящую обличительную речь против многоуровневого маркетинга, потому что она недавно прослушала целый подкаст о том, как маркетологи вцепляются в женщин, которые чувствуют себя обделенными, которые застряли дома и мечтают зарабатывать, и что ей не должно быть стыдно. Что она сможет выбраться, и Ночная Сучка поможет ей выбраться. Что она должна все рассказать мужу, попросить прощения, но заверить его, что она все исправит. («Никаких слез», велела Ночная Сучка, «будь сильной, черт возьми!») Что они вытащат и всех остальных девчонок, как их называла Джен. Что она сама очень много думала о силе женщин и силе матерей, о себе и о них всех, и вот наконец пришло время.

Время для чего? спросила Джен, впечатленная речью Ночной Сучки и все же очень несчастная – это читалось в ее глазах, коже, опущенных уголках ее рта.

Смотри, сказала Ночная Сучка, ты ведь работала в пиаре, верно?