Устремленные на нее карие собачьи глаза повлажнели. Эммаотлично знала, что собаки к ней относятся как-то особенно. Они словно быпризнавали ее безоговорочную власть над своим племенем. Не лаяли на нее, ниодной и в голову не могло взбрести ее укусить. Она их не боялась, признавала вних существа разумные, и собаки это странным образом ощущали. Может быть, Эммав прошлой жизни была собакой, и животные это чувствовали? Или ей еще толькопредстоит сделаться собакой? Как забавно…

Так или иначе, собака вздрогнула и приподнялась, словнособираясь отойти от двери.

– Шьен… – укоризненно произнес Арман, и псина забилахвостом, снова улеглась, доказывая преданность хозяину, а не посторонней особе,которая чуть не заставила ее эту преданность нарушить.

– Вот так! – удовлетворенно сказал Арман.

– А ну, убери собаку! – вдруг выкрикнула Эмма. – И пошелвон, пошел от меня вон, слышишь?!

Она стиснула кулаки, вонзила ногти в ладони, чтобы прийти всебя. Надо же, на какое-то мгновение она утратила власть над собой, потерялаголову. Ну да, в последнее время столько всего случалось, что требовалопостоянного самоконтроля, порою мучительного, эта борьба с собой ее измучила,Эмма и не ожидала, что самые простые, самые, казалось бы, естественные инеобходимые вещи будут даваться ей так тяжело, невероятно тяжело, будут ломатьее, и даже мысль о том, что она сама все это…

Эмма резко мотнула головой.

Не думать. Ни в чем себя не упрекать. Да и упрекать не вчем! Она все делает правильно. А сейчас нужно взять себя в руки и отделаться отАрмана, чтоб он сдох вместе со своей собакой, этот козел!

Нет. Собака пусть живет. Собаку жалко. Армана – нет.

И тут Эмма услышала его голос:

– Послушайте, мадам. Не стоит отрабатывать на моей собачкеваши чары. Довольно того, что вы свели с ума меня.

Она уставилась на него широко раскрытыми, изумленнымиглазами.

– Ну да, да, – криво усмехнувшись, словно сам себе не веря,словно стыдясь этого признания, проговорил Арман. – Из-за вас, между прочим, янарушил свои обязательства перед человеком, который меня нанял…

– Нанял вас? Кто? Зачем? Следить за мной?

– Да не за вами! – отмахнулся Арман. – Вас я выследил случайно– совершенно случайно. Нет, сейчас-то я сознательно шел за вами, решив большене упускать, но до этого… по утрам… на углу рю де ла Бурз и де Колонн…

Эмма приоткрыла враз пересохшие губы, силясь вздохнуть.

Угол улиц де ла Бурз и де Колонн! Дом Фанни!

Он знает… Что он знает? Что еще он знает?

– Послушайте, я вам все объясню, – торопливо заговорилАрман, хватая ее за рукав. – Но неудобно говорить на улице. Давайте зайдем комне – я живу неподалеку, вон там. – Он махнул в сторону бульвара Ришара Ленуа,где, примерно в квартале от того места, где они сейчас стояли, высился серыйдом, выстроенный в худших традициях конструктивизма. В красивейшем в мирегороде Париже кое-где попадаются такие безликие уроды. Квартиры в них, кстати,бывают всякие, и ужасные, и просто отличные, просторные, удобные, но внешнийвид домов вселяет такую тоску-тоскучую. Особенно в сердце человека, выросшегона бескрайних просторах российских микрорайонов: всех этих панелек, хрущевок, брежневок…Горошины из одного стручка! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Понятно, что и без того испуганной, ожесточенной,растерянной Эмме стало еще хуже при виде этого дома. Идти туда?! К какому-тобомжу? К клошару? Еще недоставало!

Хотя какой же он бомж или, к примеру, клошар? У него естьдом, есть квартира. Можно себе представить, конечно, что это за квартира –помойка! И на этой помойке он, понятное дело, будет шантажировать Эмму: или ярассказываю Фанни, что вы следили за ней, или…

Или – что?

Ну, при желании от всего можно отпереться. Тогда в бистробыла вовсе не она. Какой паричок морковного цвета? Какой костюмчик? У васглюки, дорогой мсье! Ах да, он же видел ее около дома Фанни… Случайность!Чистая случайность! Но что, если он видел ее там не единожды? И… не только там?

Да ладно, пусть докажет. Пусть докажет! Наговорить всегоможно. И еще неизвестно, что он сам делал около дома Фанни, этот мерзкийсоглядатай.

Да, кстати, что он там делал?

Неважно, сейчас главное – отделаться от него.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Вы бредите, – холоднопроговорила Эмма. – И уберите ваши грязные руки, дайте мне пройти.

И тут Арман отчудил: вытянул руки перед глазами Эммы иповертел ладонями туда-сюда.

– Нет уж, руки у меня не грязные! – с внезапной обидойвоскликнул он. – Вас, может быть, это удивит, но я брезглив. И лучше нарушумаскировку, чем буду ходить с нечищеными ногтями!

Маскировку?

– Ну да, да, – торопливо сказал Арман, заметив по лицу Эммы,что она уцепилась за это неосторожно оброненное слово. – Ну да, это всекарнавал, игра, роль! – Он брезгливо потянул ворот-хомут своего богемного,растянутого, потерявшего первоначальный цвет свитера. – Я… я ведь сыщик. Ненастоящий флик, нет, а просто частный детектив. Примерно полгода тому назадменя наняли следить за Фанни.

– Следить за Фанни? – эхом отозвалась Эмма.

– Ну да, – кивнул Арман. – Как вы думаете, кто меня нанял?Нетрудно догадаться!

Илларионов? Да нет, едва ли! Зачем ему? Он уходит, неоглядываясь.

– Катрин? – с кривой усмешкой предположила Эмма.

– Конечно! Она очень боялась, что Лоран пожалеет Фанни ирешит к ней вернуться. Видимо, понимала, что если и поймала его на крючок, тоэтот крючок слабоват для такой крупной и своевольной рыбины, как Лоран. Емунужна другая женщина, не такая, как эта Катрин, у которой вместо разума –острейшая женская интуиция. Фанни – она поинтересней, и намного! Словом, Катринни за что не хотела, чтобы Лоран вернулся к прежней пассии, и решила опорочитьее в его глазах. Фанни – горячая штучка, Катрин это знала (они ведь некогдаприятельствовали и много чего друг о дружке знали!) и не сомневалась, что онадолго не продержится одна. И доказательства нового увлечения она быстренькопредоставит Лорану. Это окончательно отвратит его от Фанни, и тогда Катринможет спокойно спать на своих черных шелковых простынях.

– А вы откуда знаете, какие у нее простыни? – ехидноспросила Эмма.

Если она думала смутить Армана, то напрасно.