Фанни он не звонил, это точно. Один раз попросил у Катринмобильный телефон (свой, дескать, потерял), сказал, что должен успокоить мать,которая, конечно, волнуется за него. Катрин так настроила портабль, чтобы номерего на чужом мобильном не определился: ей совсем ни к чему, чтобы какая-то бабаначала ей названивать, требуя вернуть сыночка. Роман отправил коротенькое сообщение,но уничтожил его, и Катрин не удалось прочесть, не удалось даже номера узнать,куда оно ушло – номер Роман тоже уничтожил. Не то чтобы она была так уж сильнолюбопытна, но тем не менее заинтересовалась, с чего он так шифруется, если речьидет всего лишь о мамаше?

Нет, что-то тут не так, не то. Катрин это чуяла всей своейкошачье-тигриной натурой. Именно в ту минуту у нее и зародилось подозрение, чтоРоману от нее что-то нужно. Не просто секс, пусть даже и несусветный, не толькоподарочки в виде одежды, обуви и парфюмов. Это как бы само собой разумелось,ведь и Катрин приятно, чтобы мальчик ее благоухал, как цветок, и был одетподобающим образом, в бутике Версаче, к примеру. Как раз этотсдержанно-распутный стиль и шел больше всего Роману, что Катрин сразуопределила, ведь она была какой-никакой, а модельер, правда, ночного белья идомашней одежды, но это уже детали, причем детали несущественные. Нет, ему былонужно что-то еще. Автомобиль, может быть? Рановато, еще не заслужил, покаотработал разве что малолитражный «Смарт». Однако он не престижен, это и дляКатрин зазорно, чтобы ее любовник, пусть и не официальный, раскатывал на такомуродстве. Если Роман поведет себя разумно, у него будет все, все! Ну, можетбыть, не все, но очень многое. Конечно, ему придется потрудиться, чтобыудержаться при Катрин, ведь хорошеньких претендентов на место возле нееполным-полно, ну просто не сосчитать, – конкуренция в этом «бизнесе» простострашнейшая! Не Роман, так кто-нибудь другой…

Не Роман? Другой?

Смешно, но она не хотела другого. Катрин с неудовольствиемпришлось признать (в своих слабостях она не любила признаваться даже себесамой!), что всего за два дня она успела неожиданно крепко привязаться кРоману. И дело тут было даже не только в том неописуемом наслаждении, котороеон ей доставлял. Никто и никогда не шептал ей таких безумных слов про трусики,которые боится запачкать (половину его шепота, правда, Катрин не понимала,Роман иногда говорил по-русски, но ведь этот страстный, нежный, робкий,испуганный, возбуждающий тон не нуждается в переводе!), никто не носил ее наруках, чтобы тут же бросить на постель, свернуться рядышком, уткнувшись в ееплечо и сплетя ноги с ее ногами, и сонным голосом попросить:

– Спой мне!

Первый раз услышав это, Катрин чуть не расхохоталась, но еетут же отчего-то слезой прошибло. Вспомнила, как он в самые жаркие, обжигающиеминуты становится похож на испуганного мальчишку, которого женщина впервыесбила с пути, и, сама себе дивясь, вдруг запела песенку своего детства: ну вот точнолет сорок (нет, конечно, не сорок, что за чушь, ведь Катрин всего лишь тридцатьпять… в смысле, она всем так говорит, а о том, сколько на самом деле,предпочитает не думать), ну, очень давно не вспоминала, а тут и слова, имелодия из неведомых глубин выплыли – совершенно как те маленькие рыбки, окоторых она и спела Роману:

Les petits poissons dans l’eau,

Nagent, nagent,

Nagent, nagent, nagent.

Les petits poissons dans l’eau,

Nagent aussi bien que les gros.

Маленькие рыбки в воде

Плавают, плавают,

Плавают, плавают.

Маленькие рыбки в воде

Плавают так же, как большие.

И он уснул в ее объятиях, под звуки этой песенки… А Катриндолго не могла сомкнуть глаз: так теснило сердце. Почему? Сердце у нее всегдабыло здоровое! Мысли дурные в голову лезли, вот что.

В какой-то телепередаче она слышала рассуждения о том, чтоженщина заводит молодого любовника не только потому, что он сильней инеутомимей ее немолодого мужа, и не только потому, что хочет напоследок –напоследок, надо же сказать такое! – погреться у костра молодости. К молодымтянет тех женщин, у которых слишком велик запас неистраченной нежности и любви.Не только в том дело, что у них нет детей, – и дети могут быть, но сердце полнолюбовью, которую надо на кого-то излить. Ну, к примеру, эта женщина никогда нелюбила. Ее любили, а она – нет. И вот теперь, напоследок…

Merde![4]

Катрин попыталась вспомнить, любила ли она кого-нибудь вжизни. Мужчин? Была нужда! Пускай сами ее любят, нечего на них сердце зрярасходовать. Но вот это самозабвенное, девчоночье счастье, которое вдругохватило ее в объятиях Романа, эта щемящая боль в сердце, эти слезы, которыевнезапно навернулись на глаза и обожгли их… Нет, нельзя, не дай бог егополюбить! Она же чувствует его отстраненность, он постоянно думает о чем-то илио ком-то… Он использует Катрин, а она-то была убеждена, что сама используетего!

Зачем он ее использует? Зачем она ему нужна?

Катрин при всей своей хитрости и кошачьей лукавости былаочень нетерпелива. Хуже нет – ждать следующей серии «мыльной оперы»! И онавсегда норовила заглянуть на последнюю страничку детектива, чтобы заранеезнать, «кто кого». Поэтому она приняла самый равнодушный вид и небрежно, сзевком спросила Романа:

– Хотела бы я понять, чего тебе от меня нужно?

Если бы он начал ее пылко разуверять, что дело тут встрастной любви с первого взгляда, Катрин сразу поняла бы: вранье. И, можетбыть, выставила бы его вон – с трудом, но нашла бы для этого в себе силы, покаеще не столь прочно увязла в этой непрошеной своей нежности. Однако он неответил… он уже спал, тепло дыша приоткрытым ртом в ее обнаженное плечо ибезотчетно водя полусогнутыми пальцами по волоскам на ее лоне. И Катрин ничегоне оставалось делать, как усмирить свое глупое сердце и самой искать ответ наэтот вопрос.

Она размышляла чуть ли не всю ночь и заснула только подутро. Странные мучили ее сны: Фанни просто-таки ни на шаг не отходила,заглядывала в глаза с незнакомым, победительным, злорадным выражением, а потомвдруг появился Арман, этот отставной флик, которому Катрин регулярно платила заработу, которой он не делал. Арман в ее сне был почему-то с ведерком и малярнойкистью в руках. Он подошел к Катрин с обезоруживающей улыбкой (она впервыеотметила сходство между ним и Романом, пусть отдаленное, но существующее!),обмакнул кисть в ведро и принялся брызгать на Катрин густой темной краской,очень напоминающей то самое merde, о котором она недавно вспомнила. Она дажечувствовала этот мерзкий запах!