– По-твоему, сегодня понедельник?

– Конечно, а где все? – Андрей оглядел пустую лабораторию.

– Нда, – Костю это даже немного позабавило. – Отсутствие сна явно не идет тебе на пользу. Так и в психушку недолго попасть. С чего ты взял, что сегодня понедельник? И как ты, вообще, нашел дорогу в институт? Я думал, ты ее давно забыл?

– Не понял, – осоловело произнес Андрей. – А что сегодня за день? Меня Руслан разбудил. Как гаркнет в ухо: «Подъем! Родина зовет!» Ну, я и вскочил. Подхожу – смотрю, Эскулап еще на стоянке, а я здесь. Выходит, успел.

– Понятно. Значит, Руслан опять развлекается. А где, ты говоришь, видел Эскулапа?

– Говорю же – на стоянке. И Эльвира с ним. Ни стыда, ни совести – посреди рабочего дня целуются на виду у всего института.

Костя почесал затылок.

– Теперь понятно, в чем дело. Влюбленные воссоединились. То-то он с утра такой добрый, будто Нобелевскую премию получил. Ладно, могу тебя обрадовать, лабораторной сегодня не будет. Можешь идти домой, а то у тебя вид как у лунатика. Да еще этот синяк на половину лица. Как тебя только Маша отпустила?

– Я что, по-твоему, маленький мальчик, чтобы слушаться какой-то девчонки? Я мужчина. Что хочу, то и делаю.

– Вы что, опять поссорились?

– Не важно. Не хочу говорить об этом, – Андрей огляделся. – Но раз, как ты говоришь, всех отпустили, что ты тут делаешь?

– Хочу кое-что проверить.

– Тогда я останусь. Мне всегда интересно, когда ты что-нибудь проверяешь.

Костя посмотрел на друга.

– А ты не боишься?

– Нет. Раз ты здесь, значит, в ближайшие полчаса сюда не упадет метеорит и не случится землетрясение. За себя я абсолютно спокоен.

– Даже несмотря на это? – Костя указал на растущую армию тараканов.

– Какая гадость! – отступил Андрей. – Это ты сделал?

– Не совсем, хотя я тоже приложил к этому руку, но сейчас я собираюсь все исправить.

– Как? Бросишь в них мелком «Машенька»?

– Сейчас увидишь.

Костя вернулся к излучателю и включил несколько тумблеров. Свет ламп под потолком задрожал, а лаборатория наполнилась монотонным гулом.

– Сиди там, где сидишь, – предупредил Костя, а затем, обращаясь к тараканьему стаду, громко произнес. – Вот вам за мою двойку – получайте!

Он повернул ручку мощности, и прибор загудел громче. Впрочем, на тараканью армию это не произвело никакого эффекта. Рыжеусые ходили по столу, деловито обшаривали углы, залезали и вылезали из щелей. Костя еще покрутил ручку, и еще, пока та не была выкручена до конца. Тараканы по-прежнему игнорировали и Костю, и его изобретение, хотя от гула прибора стало закладывать уши.

– Ладно. В этот раз не сработало, – Костя вернул ручки прибора в исходное состояние. – Нужно будет еще доработать.

– Стой! – окликнул его Андрей. – Смотри.

Костя взглянул на тараканью стаю и ничего особенного не заметил.

– Они только что подпрыгнули, – сказал Андрей.

Костя только покачал головой.

– Тебе нужно хорошенько выспаться.

– Да погоди ты. Лучше верни все, как было.

Костя отработал назад, но опять ничего не произошло.

– Больше у тебя нечем покрутить? – спросил Андрей.

– Пожалуйста, мне не трудно. Что тако…?

Теперь Костя увидел сам – при определенном положении ручки «Частота» тараканы резко выпрямляли лапки, из-за чего создавался эффект прыжка.

– Видел? – таинственным шепотом спросил Андрей.

Костя не ответил. Он пытался нащупать ту тонкую грань, где произошло подобное превращение, и снова поймал его. На этот раз лапы тараканов выпрямились с такой силой, что они и впрямь подпрыгнули. Жаль, что грубая настройка ручки проскочила дальше нужного и частота излучения снова сбилась.

Однако, тараканам хватило и этого. Только их лапы были в состоянии снова сгибаться, они кинулись врассыпную. В них больше не было той вальяжности и вселенского тщеславия. Они бежали с поля боя, а Костя ликовал.

Последним со стола уходил тараканий вождь, но прежде чем скрыться, таракан оглянулся и погрозил Косте усами.

Наблюдавший за всем происходящим, Андрей не мог сдержать восхищенного крика.

– Видал?! Первый раз такое вижу. Знаешь, есть такой фильм «Царь скорпионов»? А тебя я буду звать Царем тараканов.

– Спасибо, но не нужно, – ответил Костя.

Он сам еще не верил в увиденное. Эскулап Викторович был прав – связь между электромагнитным излучением и биологическими существами есть, и оказывается, важным здесь была не мощность потока, а его частота. «Ну, конечно, как я мог раньше не догадаться? Это же так элементарно».

Костя представлял, на чем еще испытает свой прибор, когда в лабораторию заглянул сторож.

– Вы что тут делаете? – спросил он.

– Лабораторную работу, – ответил Костя.

– А где преподаватель?

– Вышел.

– Вот и вы идите. Нечего без присмотра на кнопки нажимать. И так электричества пожгли на год вперед. Чтобы через минуту вас здесь не было…

Когда сторож вернулся, в лаборатории было пусто.

Следующие несколько дней Костя почти не выходил из своей комнаты. В те редкие минуты, когда он встречался с остальными обитателями квартиры, Костя был молчалив и сосредоточен, с его лба не сходили напряженные морщины. Маша, Андрей и даже Руслан, который не особенно стремился к общению со «Склифосовским», озабоченно переглядывались.

– Что это с нашим Высшим разумом? – спросил как-то Руслан, когда спешивший по своим делам Костя с пучком салата в руке покинул кухню. – С ним все в порядке?

– Не знаю, – отхлебывая чай, ответил Андрей. – Хоть бы какое нравоучение сказал, а то целыми днями молчит. Кроме «Доброго утра» и «Спокойной ночи» ничего от него не слышно.

– Переучился наш Шерлок Холмс. Как бы не соскочил с катушек.

– Может, поговорите с ним? – предложила Маша. – Вдруг ему нужна помощь.

– О чем с ним говорить? – хмыкнул Руслан. – О теории Канта?

Андрей, хотя последние дни были ознаменованы его очередной размолвкой с Машей, поддержал девушку.

– Нужно поговорить. Обязательно.

На его стук из Костиной комнаты не донеслось ни звука. Андрей толкнул незапертую дверь. Внутри царил полумрак. Над освещенным столом клубилось облако дыма. Под напором шедшего позади Руслана Андрей ввалился в комнату.

– Что делаешь? – спросил он как можно беззаботнее.

Поглощенный работой Костя не сразу услышал обращенные к нему слова. Когда он обернулся, на его лице отражалось крайнее возмущение.