тебе, Елена, приказ: о том, что здесь видела, молчать как рыба. Услышу хоть полслова – лично зашью тебе рот, без анестезии. Уяснила?

Исподлобья Лена метнула на него обиженный взгляд:

– Так точно, товарищ полковник медицинской службы! Есть молчать как рыба!

* * *

Конечно, Лена проговорилась. Некоторое время она стойко хранила молчание про приезд жены Никольского, и даже успела увидеть во сне, как Федор Федорович слюнит суровую нить, вдевает кончик в игольное ушко – и вдруг хватает ее за волосы:

– Попалась, болтушка!

Но как-то раз подружка Галка, что из перевязочной, между делом спросила:

– Видела, в каком платье дамочка около ворот гуляет? Такое желтое, фурацилиновое, а отделка черная? Шикарное платье! Если бы я так нарядилась на танцы, то капитан Рузаев не за Светкой из хирургии ухлестывал бы, а передо мной на коленях ползал. Вернусь домой, тоже сошью себе что-нибудь веселенькое. Я даже фасон зарисовала.

С Галкой Лена дружила с сорок третьего. Вместе они отстреливались от фашистов, когда те прорвали оборону под Мариуполем, и вместе вытаскивали раненых из-под бомбежки, Галка бинтовала ей простреленную руку, а она утешала Галку после сердечной драмы. Галка была своя в доску. Немного поколебавшись, Лена с оттенком превосходства сказала:

– Это не дамочка, а жена Никольского. Ну, того самого старшего лейтенанта, что повторно привезли с ножевым ранением в спину.

Они сидели в больничном парке на парапете у самого обрыва, и Галка так резко всплеснула руками, что едва не сверзилась вниз под откос:

– Да что ты! Ты должна немедленно мне все рассказать!

Лена сделала круглые глаза:

– Только никому ни слова!

– Что ты! Я – могила, – горячо заверила Галка. – Ты же меня знаешь!

* * *

За неделю дежурства возле госпитальной ограды Таня досконально изучила каждую трещинку на древней каменной кладке и пересчитала все ступеньки крутого спуска с холма к Влтаве. Судя по виду, кладка была сложена в незапамятные времена и помнила еще стук копыт латных всадников под монотонное пение монахинь из бывшего здесь монастыря. Тянуло привалиться ухом к камням и попытаться расслышать замкнутые внутри отзвуки пролетевших веков.

Трогая разогретые солнцем валуны, Таня представляла, как взмокшие от натуги каменотесы катили тяжелую ношу вверх на гору. Наверное, тогда было так же жарко, как и сейчас.

Повезло, что удалось снять комнату неподалеку, а особенно удачно получилось, что хозяева согласились взять оплату французскими франками, пусть и по повышенной цене. Хозяйка сказала, что сама поменяет валюту на черном рынке. Сговорчивость пани Марии избавила Таню от необходимости отлучаться, потому что ее постоянно преследовал страх снова потерять своего Юру. Она даже спала урывками, с трудом подавляя порыв ночью вскочить, одеться и бежать к воротам госпиталя, куда ей не было хода. Ослушаться полковника медицинской службы она не могла, поэтому бешено завидовала всем, чья нога переступала заветную черту чугунных ворот, по большей части распахнутых настежь. Счастливые – они могли в любую минуту зайти в палату номер восемь и увидеть того, кто принадлежал ей и только ей. Меряя шагами мостовую, Таня загадывала: «Если пройду десять раз до поворота и обратно, увижу Юру». Потом к десяти разам прибавлялось двадцать, затем тридцать, сорок, пятьдесят. Она сбивалась со счета и начинала снова выдумывать себе задание, позволявшее вытеснить из головы тревожные мысли.

На территорию госпиталя проезжали грузовики, пробегали медсестры, по парку гуляли выздоравливающие, а Юры все не было.

Таня остановилась под сенью большого платана и обтерла о подол потные руки. Солнце стояло в зените, давая совсем мало тени. Раскаленный ветер тоже не приносил прохлады, дымно и жарко пыша в лицо запахами недавней войны. Очень хотелось пить. Мечтая о паре глотков прохлады, она облизала пересохшие губы.

– Таня? Неужели это вы? – быстрый французский говорок с вязким английским акцентом прозвучал неожиданно.

Высокий мужчина в форме британских ВВС, широко улыбаясь, шел навстречу. На плоском лице с голубоватыми глазами цвета талой воды выделялся узкий, породистый нос, подчеркивающий остроту чисто выбритого подбородка.

– Майкл! Как я рада, что вы живы!

Она протянула ему обе руки, которые он поочередно поцеловал.

– Только благодаря вам, дорогая Таня! Если бы вы с риском для жизни не прятали меня от бошей в своем бутике, то сейчас я любовался бы на вас с небес.

Он закинул голову вверх и засмеялся, показывая крупные, желтоватые зубы.

– Судя по летной форме, вы и так постоянно на небесах, – возразила Таня.

– Но не слишком высоко, мадам. Мой аэроплан не приспособлен для высших сфер, там порхают только Ангелы. Кстати, поздравьте меня, я теперь первый пилот, – немного отстранившись, он осмотрел ее с ног до головы, и с довольным видом кивнул: – За время моего отсутствия вы стали еще красивее. Позвольте спросить, что за дело вас привело в Прагу?

– Я приехала разыскать мужа.

– Нашли?

– Нашла. Он здесь, в госпитале.

– Здесь? Неужели? – его взгляд скользнул по группе военных. – Ах да, – Майкл шутливо хлопнул себя по лбу, – я и забыл, что вы русская. С завистью представляю себе счастье вашего мужа, ведь я был в вас немножко влюблен. Чуть-чуть, – он отмерил несколько сантиметров на ремне своего кожаного планшета. – Я примерный семьянин.

– Да-да, знаю, у вас две дочери, – быстро произнесла Таня, припоминая их долгие беседы в тесном помещении гардеробной комнаты. Тогда Майкл был ранен, и ей приходилось по нескольку раз в день перебинтовывать ему мокнущий порез на плече.

– Уже три дочери, – он шутливо выкинул вверх три пальца. – И все благодаря вам, моя прекрасная спасительница. Со дня моего побега из оккупированного Парижа прошел ровно год. Этого вполне достаточно, чтобы на свет появилась еще одна маленькая леди.

Скользящим жестом он притронулся к ее локтю, словно хотел пригласить на вальс:

– Таня, я остановился в отеле «Святой Георг», и если вам будет нужна любая помощь, то Военно-воздушные силы Ее Величества к вашим услугам.

– Спасибо, Майкл, я запомню.

Посторонившись, чтобы пропустить колонну немецких военнопленных, Таня резко отпрянула к Майклу, подняла глаза, и по ту сторону решетки увидела полный боли взгляд Юры.

Он смотрел на нее всего одно мгновение, которое прокатилось по телу разрядом молнии:

– Юра!

Сгорбив плечи, он развернулся и медленно побрел назад к госпиталю. Того, что видели его глаза, было вполне достаточно для правильного понимания ситуации: Таня приехала, чтобы сказать последнее прости и прощай. Скорее всего, высокий офицер, что прижимает ее к себе, – Танин муж и дочь Варя называет его папой. Или про дочь он ослышался в горячечном бреду?

Все правильно, так и должно быть. Негоже