Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Утку мы тоже хотим, – откликнулась Таня, не переставая звякать кастрюльками, – но у Игнаши режутся зубки, поэтому мы пока не выездные.
– Кошмар, как много у детей зубов, – заметила Варя из прихожей, – можно подумать, что это не дети, а бензопилы.
Стройную и высокую Варю было трудно назвать красавицей: нос немного широковат, глаза не озера. Обыкновенные глаза, разве что ресницы пушистые.
– В Варюше скрытая красота, – отметила как-то Фелицата Андреевна, – та, которая проявляется с годами, когда стирается внешний слой позолоты.
Соска нашлась в мельхиоровом заварочном чайнике, надраенном до зеркального блеска. Приподняв его за ручку, Таня мельком глянула на отражение своего лица. Недавно она сделала короткую стрижку, закрывавшую уши красивыми завитками.
– Ты стала похожа на очаровательного мальчика, – сказал Юра. – Седой муж со шрамами тебя компрометирует.
Засмеявшись, она обвила руками его шею:
– Знаешь, я недавно вспомнила про письмо, которое ты мне прислал из Праги.
Юрий вопросительно поднял брови:
– И что?
– А то, что если бы письмо затерялось и не дошло, то не было бы у нас ни семейного счастья, ни Игнаши, ни нового дома.
– Ну, дом, положим, очень даже старый, – напомнил Юрий, – при покупке ты сама восторгалась, как великолепно жить в стенах, помнящих Викторианскую эпоху.
– И снова твоя правда, – Таня всегда соглашалась с мужем, не допуская мысли, что в их семье может быть иначе. Ну как спорить и ссориться с самым дорогим человеком?
Пять лет прошло, а она до сих пор впадает в панику, представляя, что Юра мог остаться там, в залитой солнцем Праге, не подвернись тогда Майкл.
…Внутри транспортного самолета, направляющегося в Дувр, было гулко и холодно, как в бочке, которая случайно попала в сибирский водопад и ее со всех сторон колотит в водоворотах. Таня порадовалась, что пара полотняных сидений на металлическом каркасе плотно привинчена к полу, придавая полету призрачное чувство стабильности. Все пространство грузового отсека занимали тугие тюки армейского снаряжения и какие-то ящики со зловещими черными стрелами на крышках. Она решила, что там боеприпасы, и постаралась не воображать, что может произойти, сорвись с креплений хоть один ящик.
Таня сидела, крепко прижавшись к Юре, каждой клеточкой тела чувствуя вибрацию металлического корпуса, казавшегося темным склепом. Хотя Юрино лицо укрывала темнота, она знала, что он плачет, и это были не слезы радости, а та тоска, которая грызла каждого, кого насильно отрывали от своей Родины.
Сдерживая тошноту от болтанки, она думала, что если этот летающий гроб дотянет до Англии, то можно смело утверждать о наличии в мире необъяснимых чудес.
Майкл обещал, что по прилете в пять минут найдет контрабандиста, который переправит их с Юрой во Францию.
– От Дувра до Кале около тридцати километров, – сказал Майкл, когда Таня разыскала его в отеле «Святой Георг», – помнишь, я уже прошел этот путь во время войны? Теперь твоя очередь поплавать на рыбацком баркасе.
Весь путь от Англии до Франции Таня проделала, накрепко вцепившись в Юрия – не оторвать, и только за порогом своей квартиры разжала пальцы, которые словно вросли в его руку.
Разоренная войной Франция с трудом вставала на ноги. Моментально сориентировавшись в ситуации, Юрий открыл мастерскую по ремонту сельхозтехники. Скоро пришлось взять одного подмастерья, потом другого, третьего. Фирма «Никольски» была завалена заказами, и Юрий пропадал на ремонтной базе день и ночь.
Дела пошли так успешно, что через пару лет он посадил семью в машину и привез к руинированным останкам дома на берегу Сены.
– Выходите, дорогие, и оцените красоту пейзажа.
С горделивым видом Юрий обвел рукой клочок земли, буйно заросший сорняками.
В густых травах каплями сияла голубизна незабудок и проглядывали белые звездочки лапчатки. Розоватый кирпич, кое-где искрошившийся от времени, живописно укрывала зеленая стена девичьего винограда, из которой нахально торчал куст проросшего ивняка. Безветрие разливало в воздухе легкий аромат мяты и речной тины.
В маленьком прудике мирно поквакивали лягушки. Их хриплую песню перекрывал звучный оркестр из засевших в траве цикад, словно взявшихся устроить соревнование в конкурсе лесных вокалистов.
– Какая прелесть, – выдохнула Фелицата Андреевна, – благорастворение воздухов. – Она сняла шляпку и вольно тряхнула кудряшками, завитыми по последней моде. – Удачно, что я догадалась прихватить корзинку с круассанами: мы устроим здесь пикник.
Юрий хитро улыбнулся. Таня подумала, что сейчас он выглядит как мальчишка, готовящийся преподнести родителям какой-нибудь сюрприз.
– Пикник всегда кстати, но в первую очередь мы развернем здесь не скатерть, а стройку, потому что я купил этот участок. Что скажете, дорогие мои? Ура? – Движением фокусника он выхватил из машины бутылку апельсинового ситро, обожаемого Варей.
– Ура, – неуверенно произнесла Таня.
Корзинка с круассанами в руках Фелицаты Андреевны дала резкий крен на сторону. В ее глазах застыл немой вопрос: как и, главное, кто сможет вдохнуть жизнь в рассыпающийся кирпичный домик?
И только Варя – папина дочка – отважно подкинула вверх теннисную ракетку и троекратно проголосила:
– Ура! Ура! Ура! У меня будет своя комната. Чур, на втором этаже. Вот в том окне, – кивком головы она указала на среднее отверстие из трех проемов в кирпичной кладке, прикрытое кроной молодого клена.
Фелицата Андреевна сделала отрицающий жест:
– Ни в коем случае, только не второй этаж. Иначе твои ухажеры переломают себе все ребра.
– А на первом этаже они станут заглядывать в кухню и гостиную, – поддержала Фелицату Андреевну Таня, – кстати, кухню лучше расположить окном в сторону Сены.
Обиженная Варя надулась и покраснела, а Юрий понял, что вопрос решен положительно.
Вопреки Таниным опасениям, дом отстроили очень быстро. На первом этаже кухня и гостиная, на втором три комнатки – спальня родителей, Варина светелка и детская.
Игнаша появился, когда Таня с Юрием уже потеряли надежду покачать в коляске еще одного ребенка.
– Оказывается, счастье имеет вес, – произнес Юрий, впервые взяв сына на руки, – здесь примерно три килограмма.
– Три двести, – поправила Таня.
Временно Таня передала бутик в руки Люды и наслаждалась заботами хозяйки дома. В юности домашние хлопоты казались выматывающими и обременительными, а сейчас она приходила в восторг от удачно испеченного пирога или свежевымытого пола, по которому так приятно шлепать босыми ногами. Даже Игнашины пеленки заполаскивались легко, будто играючи, тем более что Юра устроил из кладовки настоящую