Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не обращая внимания на Маслова, Юрий потер руками лицо. Он чувствовал себя так, словно над его орденами тонко и гнусно смеется голос лукавого.
Расценив его жест как сомнение, капитан Маслов резко встал со стула и одернул гимнастерку:
– В общем, так, товарищ Никольский: чтобы навести порядок в своей голове, даю тебе время до завтра. Не решишь вопрос сам – доложу по инстанции. Я из-за тебя и так рискую, – он кивнул головой на сложенную газету, которую подсунул под угол матраса: – Это тебе для размышления. Я там красным карандашом отчеркнул нужное.
Постановление Военного совета 4-го Украинского фронта от 12 апреля 1945 года гласило:
«1. Разъяснить всем офицерам и всему личному составу войск фронта, что брак с женщинами-иностранками является незаконным и категорически запрещается.
2. Обо всех случаях вступления военнослужащих в брак с иностранками, а равно о связях наших людей с враждебными элементами иностранных государств доносить немедленно по команде для привлечения виновных к ответственности за потерю бдительности и нарушение советских законов».
Замедленными движениями Юрий сложил газету и долго сидел, уставившись в окно, где сквозь бурную зелень просматривался старый монастырский корпус. С таким трудом обретенное счастье крошилось, как яичная скорлупа.
* * *
Юра сказал, что в тихий час медсестра считает раненых по головам и докладывает главврачу о нарушителях режима, поэтому он должен ненадолго уйти, чтобы его не начали искать.
– И ты, Танюша, иди, – не в силах оторваться, он прильнул к ее губам, перемежая слова поцелуями, – перекуси, отдохни. Я приду через два часа.
– Глупый, разве можно отдохнуть от счастья!
Она смотрела в Юрины глаза, точь-в-точь похожие на Варюхины, и не могла наглядеться, утопая в их серебристо-серой глубине. Два часа без Юрия казались бездной времени, а мысль о том, что ночь они проведут раздельно, заставила Таню занервничать. Она боялась отпустить его от себя даже на минуту.
Когда Юра ушел, Таня уселась на широкую кладку крепостной стены и уперлась ладонями в разогретые камни. Под лучами солнца река в низине слепяще искрилась серебряным полотном. Рядом в бушующей кипени цветов жужжали пчелы.
Все вокруг было таким уютным, мирным и спокойным, что тревожные мысли о будущем растворялись в потоке густого воздуха. Совсем скоро, может быть даже завтра, они зарегистрируют брак в комендатуре – должны же люди где-то жениться – и станут совершенно неразлучны на всю оставшуюся жизнь. С улыбкой Таня вообразила сцену, как Юра знакомится с Варюшей. «Интересно, будет она дичиться или сразу признает отца? А мама наверняка всплеснет руками и скажет:
– Юрочка, ты стал вылитый отец Игнатий, только совсем седой.
Милый, дорогой отец Игнатий, смотришь ли ты на нас с небес?»
Согнутым мизинцем Таня смахнула набежавшую слезинку, ей стало легко и грустно.
Она сидела на стене, пока не устала спина. День начал клониться к вечеру, отбрасывая от деревьев длинные тени. Палящая жара сменилась теплой духотой, которую лишь изредка разряжали порывы ветра. Тихий час в госпитале закончился, и по парку разносился отдаленный шум голосов и смех.
С возрастающей тревогой Таня смотрела на наручные часики, неумолимо придвигающие день к ночи. Юра не шел, и в надежде услышать шаги она жадно ловила каждый шорох.
Совершенно серое лицо Юры показалось между кустов уже в сумерках. Он шел очень быстро, почти бежал, мимолетно опираясь рукой о стволы деревьев.
Таня бросилась навстречу:
– Юра, что случилось?
– Извини, Танечка, я не мог прийти раньше, за мной следили.
– Следили? – она прижала руку ко рту, чувствуя неприятную слабость в коленях. – Нет, не может быть! Тебе показалось! Война закончилась, и все должно стать по-другому. Мы же победили!
С отчаянным видом он обнял ее за плечи:
– Понимаешь, вышел приказ правительства, запрещающий жениться на иностранках. Подобный брак будет приравниваться к государственной измене. Я пока не придумал, что можно предпринять, но знаю одно – ты должна остаться в безопасности. Все остальное не имеет значения. – Было заметно, что Юре очень тяжело говорить. На миг он замолчал, собираясь с мыслями: – Таня, мне дали срок до завтрашнего утра, и за это время ты должна срочно уехать. А я вас разыщу, – резким движением он притянул ее к себе и зарылся лицом в волосы, едва не застонав от предчувствия близкой разлуки, – обязательно разыщу, чего бы это мне ни стоило. Больше я вас не потеряю.
Дрожа всем телом, Таня прижалась к нему так крепко, как могла, едва не опрокинув его на спину:
– Я останусь здесь, с тобой. Я никуда не поеду, – чтобы не заплакать, она говорила отрывистыми фразами, коротко глотая теплый воздух. Внутри тела все дрожало, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать. Слова выговаривались с трудом: – Каждый год, все десять лет, на свои именины я покупала букетик фиалок, а на ночь клала под подушку маленький подарок и говорила себе, что это от тебя. Вот, посмотри, на тридцатилетие ты подарил мне эту цепочку, – Таня коснулась золотой нити, теряющейся за тканью выреза.
Юрины пальцы нежно скользнули по шее, выуживая крестик на конце цепочки. Крестик был старый, погнутый, еще крестильный, из Петербурга. Юра высвободил его из ворота и улыбнулся краешком рта:
– Помнишь, как ты потеряла этот крестик в кондитерской и плакала?
– Конечно помню. Ты его нашел.
Он мотнул головой:
– Нет, не нашел. Я купил новый, такой же точно. А потом долго тер его грубой тканью, чтобы он перестал блестеть.
– Ты всегда был хитрюгой, – Таня сказала первое, что пришло в голову, чтобы не разрыдаться, так сильно ранило ее воспоминание о прошлом, в котором все было чисто, ясно и понятно.
Запрокинув голову, она посмотрела в небо, словно хотела улететь птицей, вместе со своей драгоценной добычей. Вспарывая облака, над Прагой парили три самолета.
Это было как знак свыше.
– Юра, Юрочка, я знаю, что надо делать! – Таня посмотрела Юре в глаза. – К моим услугам Военно-воздушные силы Ее Величества. Если только ты… – она сглотнула ком в горле, со страхом ожидая ответа, – если только ты согласишься.
Париж,1950 год
– Кто-нибудь видел соску? – крикнула Таня из кухни, лихорадочно шаря по кастрюлькам. – Я же просила стерилизовать соски только в синем ковшике, только в синем.
– Мам, я ни к соскам, ни к рожкам вообще не