— Что я такого натворила? — она судорожно принялась перебирать в памяти события последних месяцев, но не нашла там ничего постыдного и ужасного, что могло бы вызвать такую реакцию. Вспомнился взгляд Кирилла, когда она поцеловала Сергея, но с чего бы ему так бушевать из-за одного поцелуя? И всё-таки она озвучила эту мысль: — Из-за Сергея, что ли?

По тому, как недобро сузились глаза Кирилла, она поняла, что угадала. Мгновенье назад он выглядел как туго закрученный смерч, а тут в секунду осел, сдулся, потеряв воинственный настрой.

— Не могу поверить, что ты отдалась ему за какое-то чёртово мороженое прямо под окнами общежития по-быстрому, словно похотливая мартовская кошка.

Малика отреагировала не сразу. Трижды прокрутила в голове обвинение Кирилла, с каждым разом ощущая, как разбухает в ней возмущение. Она сделала шаг вперёд и отвесила ему звонкую хлёсткую пощёчину. Он отшатнулся назад и едва не потерял равновесие, тут же ощутил во рту привкус крови: от удара щека порезалась о зубы.

Прилагая невероятное усилие, она остановила руку на следующем замахе.

— Отдалась Сергею? За мороженое?

В её голосе слышалось неподдельное изумление, приправленное негодованием, и Кирилл впервые засомневался в правдивости слухов.

— Ты этого не делала? — почти радостно выдохнул он.

Малика не ответила, её лицо перекосилось от обиды и злости. Кирилл больше не нуждался в словах и оправданиях, он видел, что ошибся. Всё это время, пока он лелеял свою злость, Малика понятия не имела о пакостных слухах, в которых ей была отведена главная роль.

— Прости, Кирюха.

— Не прощу, — категорично отвергла она извинения.

Он шагнул вперёд, желая коснуться плеча Малики, но она отступила.

— Не могу, — она тряхнула головой, разметав волосы по лицу. — Пока не могу простить. Буду злиться на тебя столько же, сколько ты верил в эту чушь о том, что я отдалась Сергею у дверей общежития.

Озвучив вердикт, она вышла из квартиры, не позволив Кириллу оправдаться и попросить о снисхождении.

[1] Стихотворение Эдуарда Асадова «Я могу тебя очень ждать».

Слово своё сдержала. С Кириллом не общалась целый месяц: не приходила к нему домой, избегала в коридоре, не посещала его тренировки. Первые дни переваривала новость и резко реагировала на очередные приглашения погулять. Одного из самых настойчивых ухажеров отправила по известному адресу, размазав на его физиономии оплаченное пирожное. Через день после разговора с Кириллом узнала, что его вызвали в деканат за драку, устроенную на соревнованиях по волейболу. Он неожиданно набросился на Сергея, расквасил ему нос и расцветил оттенками фиолетового оба глаза. Отчислением Кирилла не пугали. Декан посчитал потасовку обычной разборкой между мужчинами за честь дамы, но на будущее посоветовал перенести дуэли за пределы института.

Почти сразу после драки история с грехопадением Малики видоизменилась. Кирилл с сожалением понял, что его показное игнорирование лучше небылиц Сергея убедило окружающих в том, что интрижка с Маликой оценивается в одно мороженое. Его злость воспринимали как должное и верили слухам, добавляя, что даже брат от неё отвернулся.

Срок наказания ещё не истёк, когда Малика получила-таки долгожданную Губернаторскую стипендию. Полноценно порадоваться не смогла, для выплеска эмоций не хватало любимого Эдьки. Профессор в качестве подарка преподнёс дорогую сердцу, охраняемую замком на шкафу бутылку «Шэриданс». Он поздравил Малику и размыто похвалил. Внезапно вспомнил, что Губернаторские стипендии слишком легко раздают налево и направо, но она, естественно, заслужила.

Бутылка перекочевала в комнату, где попалась на глаза Эле и Милене. Два дня они кружили вокруг ликёра, облизываясь и строя предложения о неземном вкусе знаменитого напитка. Но бессердечная Малика не торопилась вскрывать бутылку. Поглядывала на неё безразлично, словно на графин с водой, и возвращалась к зачеркиванию дней на календаре. Осталось трое суток до конца срока, отведённого для её бешенства. Только вот ярость утихомирилась ещё три недели назад, обида остыла, а тоска по Кириллу с каждым днём по накалу и глубине приближалась к полноценному горю. Они оба остро ощущали нехватку друг друга, но Малика не могла отступиться от своих слов, а Кирилл слишком хорошо её знал, чтобы рискнуть прервать наказание.

Когда оставался всего один день до долгожданной встречи, покидая лекционный зал, Малика увидела Кирилла. Его тёмные вихры, собранные петлёй на затылке, показались над головами студентов. Через секунду она увидела его сосредоточенное лицо. В глазах мелькнуло узнавание и искренняя радость. Он тоже увидел Малику, но почти сразу растерянно приостановился. Она изменилась: длинные густые волосы снова остригла до плеч, скулы заострились, глаза казались глубже и хитрее, но всё с теми же лукавыми искрами.

Малика отвернулась и поспешила на улицу. Спускаясь по ступенькам, услышала оклик, приостановилась, бросила взгляд через плечо. Кирилл стоял у дверей, слегка наклонившись вперёд, готовый ринуться навстречу, стоит ей просто кивнуть. Но Малика не смогла пересилить упёртую натуру и просто ушла, успокаивая себя тем, что завтра они снова будут лучшими друзьями.

Собираясь на встречу к Кириллу, Малика заметила, что с прикроватной тумбочки исчезла бутылка «Шэриданс», составляющая гармоничную пару с настольной лампой. Остался только влажный раздвоенный, как след копыта, отпечаток. Милена и Эля клялись, что к пропаже не имеют никакого отношения, смотрели честными-пречестными глазами, на дне которых затаилось предвкушение предстоящей попойки. Эля, как более совестливая, почти призналась.

— Ты же не пьёшь совсем, зачем он тебе нужен? Студентов дразнить? Это же общага. Тут кусок заплесневелого хлеба нельзя без присмотра оставить — сожрут вмиг, и это будут не тараканы.

Малика якобы осуждающе покачала головой.

— Не упейтесь до беспамятства, тараканы.

— Бутылкой ликёра разве упьёшься.

— Ты же, кажется, к брату торопилась? — Милена бросила намеренно обеспокоенный взгляд на часы. — Опаздываешь!

Малика открыла дверь и тут же оказалась в объятиях Кирилла. Он прижал её крепко, обхватив вместе с ней и собственные локти. Подбородком упёрся в макушку и замер, впитывая каждой клеточкой близость Малики, позволяя телу вспомнить её тепло и запах.

— Сколопендра бессердечная. Это был самый ужасный месяц в моей жизни.

Малика обняла его за талию, уткнулась носом в грудь и несколько раз глубоко вдохнула.

— Эдька, придурок. Мог бы ещё три недели назад наброситься на меня с объятиями, я тебя давно уже простила.

Малика солгала, прекрасно осознавая, что в угоду своему ершистому характеру оттолкнула бы Кирилла, стоило ему рискнуть сократить наказание хоть на день. Кирилл тоже это понимал, поэтому промолчал.

Отстранившись от подруги, он широко искренне