— Их отцы могли. Но они слишком легко отделались, быстрой смертью, а Первый дом мы отобрать тогда так не сумели.

Цепочка давних событий постепенно выстраивалась в голове принцессы. Та, что привела ее сюда. Видимо, без кровавой жертвы Саркани сегодня все же не обойдется. Лучше умереть, чем сказать это проклятое «да» им. Судя по снам, она как раз была близка к этому. К тому, чтобы умереть. Принцесса потянулась к собственной магии. Мало. Совсем мало. С четырьмя мужчинами точно не справиться. Если только совершить самоубийство и заодно прихватить кого-то из них с собой. Интересно, магическая клятва не посчитает, что она так пытается избежать брака?

От сладковатого запаха дыма свечей чесался не только нос, но и глаза. Черный дракон со своей каменной высоты безразлично наблюдал, как девушку буквально подтащили к его постаменту. Наверное, нужно было молиться богам, но за себя просить принцесса не умела. Если только за амаиров и деда, чтобы легко пережили свое горе. Хотя, возможно, у женихов этого самого горя и не будет. Так, досада, что желанная по какой-то причине невеста ускользнула из рук. Остальное, вполне вероятно, она сама себе придумала. Затаенную ласку серо-синих глаз, нежность прикосновений феникса, открытую страсть младшенького. Шарлинта с трудом проглотила подступившие слезы. Не время сейчас.

— Саркани, хаалесс ми хар. Хива Шаэрлинта овади ррех шисса. Фавэхи ша артешш ту сашими тоаху щирр. Расшесси дер тош фирр. Ха то маш.

Принцесса понимала лишь отдельные слова — любовь, потомство, дом. Она не вслушивалась специально, собирая крохи своей магии в плетение черной Звезды. Сейчас это запрещенное темное заклинание выпьет ее магическую, а потом и жизненную силу до конца, остается лишь надеяться, что силы черного пламени хватит, чтобы захватить вместе с принцессой еще кого-нибудь. Черная петля почти готового плетения повисла над головой Шарлинты. Осталось лишь пустить последний импульс. Но это был так трудно решиться сделать.

Слова клятвы четырежды прозвучали в пещере и амаинт, удерживающий принцессу за предплечье, сжал его сильнее, явно оставляя синяки.

— Твое да, девочка. Громко и внятно.

— Нет.

Громко и внятно, как и просили. Второй амаинт шагнул к ней и сжал сломанную руку. Какая интересная интерпретация добровольного согласия, без которого Саркани не должна одобрить обряд. Принцесса зашипела. Интересно, если она потеряет сознание от боли, что эти трехипостасные будут делать?

— Нет.

Громко не вышло. Скорее сипло и жалко. Шарлинта слизнула с прокушенной губы каплю крови. Стоит ли еще ждать, продлевать мучения? Мутило не только от тяжелого запаха, но и от боли, и от чувства беспомощности. А вот страха больше не было. Одно движение пальца и все закончится. Для нее. Может, для кого-то из них тоже. В качестве подарка на так и не наступившее восемнадцатилетие, до которого осталось от силы пару часов. Но до полуночи принцесса все равно не протянет.

На руку было страшно смотреть. Интересно, там еще что-то можно спасти? Или этим трехипостасным настолько все равно, что безрукая жена их тоже устроит?

— Ты думаешь, что это шутки, девочка?

Жесткие пальцы сжали плечи и затрясли Шарлинту, как куклу. Принцесса даже боль уже не чувствовала так остро, как раньше. Притерпелось. Словно, это нормальное состояние тела.

Свечи одновременно моргнули и снова зачадили. Сильная пощечина всколыхнула в груди жаркую волну злости.

— Мы сейчас повторим клятву еще раз, девочка, — в ярости процедил амаинт. — И ты скажешь свое да. Или умрешь. Так или иначе, но Лантеранны тебя назад не получат. И никто нам не помешает позабавиться с тобой перед смертью. Беречь чужую невесту, в отличие от жены мы будем. Это ясно?

Принцесса лишь улыбнулась настолько широко, насколько позволяли искусанные губы. В кончиках пальцев искрой надежды теплился тот последний импульс магии, что позволит замкнуть плетение. Стало как — то легко. Она приняла тот факт, что живёт последние минуты. И сейчас, как никогда, понимала, что совсем не того боялась, когда время еще было.

— Саркани, хаалесс ми хар. Хива Шаэрлинта овади ррех шисса. Фавэхи ша артешш ту сашими тоаху щирр. Расшесси дер тош фирр. Ха то маш. Твое слово, девочка.

В бок ткнулось острие кинжала. Как-то отстраненно Шарлинта отметила про себя, что клинок совсем неплох. Легко, словно масло, пропорол толстую шерсть жилета, шелк рубашки, лен нательного белья.

— Нет.

Хотелось кричать, но получался лишь шепот. Сорвала голос? Когда? Лезвие скользнуло по боку. Принцесса не почувствовала боль, лишь тепло струек крови, стекающих по коже. Острие кинжала замерло под ребрами.

— Ну, девочка, последний шанс.

Это было больше, чем просто фамильное упрямство. Пусть тело почти не подчинялось ей, ослабленное голодом, холодом, ранами и нервным потрясением. Что-то внутри от каждого нового пореза на коже становилось только сильнее.

— Нет, — прошептала твердо Лин и почувствовала, как по руке, скользнули три огненных кольца, обжигая там, где остался знак амаиров на ее предплечье, та самая простая формальность.

Этот огонь был виден даже сквозь рукав рубахи. И заметили его все.

— Ашес, заканчиваем с ней и уходим. Они близко.

Трехипостасный приставил кинжал к горлу девушки, но другой положил свою руку поверх сжатой на рукояти темной ладони.

— Не здесь.

Видимо, Саркани не приемлет убийства в собственных храмах. Шарлинту грубо потащили к лестнице. Девушка попыталась чуть отстраниться от лезвия у своей шеи, опасаясь, что не успеет замкнуть плетение черной звезды и забрать этого нелюдя с оружием в руках с собой. Подождет ли он до того момента, как они поднимутся наверх? Или попытается убить по пути? Умереть было не страшно, страшно было умереть одной.

До лестницы трехипостасные не дошли. Шарлинта выросла среди двиртов, но и она подобного великолепного зрелища еще ни разу не наблюдала. Дюжина двиртов в состоянии боевой ярости во главе с собственным императором. Потемневшие лица, горящие неестественным фиолетовым светом руны на всех открытых участках кожи, физически ощутимая холодная давящая ярость. Короткий свист сюрикена и рука с оружием, угрожавшим горлу принцессы исчезла. Лин хотела бы обернуться и убедиться своими глазами, что враг поплатился за все ее мучения, но тело стало предательски заваливаться набок. Смазанное плавное движение и один из телохранителей деда уже подхватил девушку на руки. Сверкающие расплавленным серебром глаза императора прошлись по ее измученному телу, фиксируя каждое физическое увечье.

— Ребенка к лекарю. Головой отвечаешь.

Шум боя принцесса уже почти не слышала, позволяя накатившей слабости, наконец, почти забрать ее сознание.

— Один должен выжить.

Холодный, наполненный незнакомыми нотами, почти чужой в данный момент, голос императора согревал почему-то, как уютный домашний плед. Влажный ночной воздух ворвался в легкие, и девушка жадно хватала его ртом, абсолютно не думая, как она выглядит в этот момент со стороны. А с неба крылатым десантом на поляну возле пещеры буквально падали драконы — красные, коричневые, вызвавший слабую улыбку медовый, песочный, и кофейно-золотой — самый крупный и красивый. Они тоже успели бы. Эта мысль заставила улыбаться вопреки тянущей боли в прокушенной губе, сопротивляющейся этому простому движению лицевых мышц. Боль можно терпеть. Золотисто-кофейный красавец не дал себя толком рассмотреть, обернулся в одно мгновение в старшего амаира. Он буквально бежал к девушке на руках двирта, почти отталкивая лекаря, осматривающего посиневшую сломанную руку.