же хорошо, как и в церкви. Сейчас вот стало холодно. Деревья заснули, и лесные феи со мной больше не разговаривают. Они улетели вместе с птицами.

И тут же спросила с детской непосредственностью и так обыденно, как если бы спрашивала об имени или о погоде:

– А вы святая?

Священник поперхнулся.

– Дитя… как можно! Тебе следует сейчас же…

Но герцогиня подняла руку, останавливая его.

– Почему ты решила, что я святая, Жанна? – спросила она.

– У вас руки, как у святой.

Мадам Иоланда проследила за взглядом девочки и увидела фреску за своей спиной, выполненную художником не самым умелым, но очень старательным. Сцена из жизни святой Марии была прорисована со всеми подробностями . На заднем фоне жила своей жизнью деревенька – вероятно Домреми – с неба за крестьянами наблюдали ангелы, а с земли – лесные звери, выглядывающие из густых зарослей травы и кустов шиповника. Сама святая смиренно молилась, и руки ее – молочно-белые на фоне темных одежд – словно светились, подчеркивая непричастность к грубому труду той, которой следовало только молиться.

Герцогиня совсем уж было собралась объяснить, что изнеженные руки еще не признак святости, но тут взгляд ее упал на фигурку нарисованной девочки, видимую лишь частью из-за плаща святой. Девочка, похоже, пасла небольшое стадо овец, держала на руках маленького ягненка и нисколько не походила на ту, которая стояла сейчас перед герцогиней. Но почему-то подумалось, что изображена именно она. И сердце мадам Иоланды Бог знает почему сдавила вдруг непонятная тоска.

– Я не святая, – пробормотала она. – Мое имя… Марго, и еду я из… Блуа.

Девочка понимающе кивнула, но взгляд ее, по-прежнему, выражал полнейшее восхищение.

– Я просто знатная дама, – зачем-то добавила герцогиня, не узнавая себя в этом глупом оправдывающемся тоне. – А Мигель… мой друг.

Она неловко замолчала, смущаясь все больше и больше под этим детским взглядом. В его абсолютной доверчивости не было ни тени сомнения в том, что святая просто не хочет выдавать себя. Но вместе с тем девочка нисколько не удивлялась, а только радовалась явленному чуду, как будто в ее жизни подобные явления были обычным делом.

Разубеждать Жанну почему-то показалось стыдно, и мадам Иоланда еле собралась с мыслями, чтобы сменить тему.

– Ты что-то говорила о лесных феях. Откуда ты про них знаешь?

– Так они же повсюду летают, – развела руками девочка. – И чирикают, как птички, только нежнее.

– А как ты их понимаешь?

– Я не знаю как… Услышала однажды смешные такие голосочки… Они сказали, что вечером пойдет дождь, и дождь пошел. С тех пор и понимаю.

Отец Мигель многозначительно поднял брови, делая герцогине знак прислушаться, но та лишь сердито поджала губы.

– Выходит, эти феи рассказывают тебе о том, что будет? – спросила она.

Лицо девочки потухло. Улыбка испарилась мгновенно как будто ее задули словно свечу. И сама она, нахмурив светлые бровки, горестно выдохнула:

– Да. Только я это не люблю.

– Почему?

– Они, бывает, говорят плохое – что кто-то не родится или умрет – и велят это передать… А я не люблю передавать такое.

– Так не передавай!

– Они тогда ругаются. Говорят, что не моё дело решать, кому что надо открыть.

Теперь уже мадам Иоланда сама переглянулась с Мигелем.

– Но бывает, что феи говорят и хорошее, – продолжила девочка, снова заулыбавшись. – И тогда я бываю очень рада.

– Жанна действительно предсказывает иногда, – поспешил вставить слово священник. – Вот недавно: пришла на исповедь и говорит, что следующий, кто придет за ней, потеряет в исповедальне кошелек. Я решил проверить и точно – следующим оказался проезжий солдат из Туля. Он вез жалованье для своей семьи и обронил кошелек. Если б Жанна не сказала, я бы и смотреть под ту лавку не стал. Где потом ищи-свищи этого солдата?… Хорошо, что сразу нашлось. Рад он был – не передать, уж так благодарил…

– И как ВЫ это объясняете? – перебила герцогиня.

Священник пожал плечами.

– Она слышит какие-то голоса… Не знаю. Ничего дурного от этого пока не было. Хотя и странно, конечно, но… – он понизил голос, чтобы девочка не слышала. – Жанна вообще немного странная. Но очень, очень набожная! Кто знает, может за эту набожность и послан такой дар?

Девочка же, понимая, что говорят о ней и уверенно полагая, что плохого сказать нечего, решила немного помочь святому отцу.

– А еще мне птички на плечи садятся, и все зверьки даются в руки! – сообщила она таким тоном, каким дети обычно сообщают о своих успехах.

Герцогиня внимательно посмотрела на веселое румяное личико.

– Я тоже хочу, чтобы ты передала кое-что своим родителям.

Она сделала знак Мигелю подать ей кошелек, достала пару монет и вложила их девочке в ладошку.

– Нужно поблагодарить, Жанна, – наставительно заметил священник.

Девочка кивнула, то ли соглашаясь со святым отцом, то ли благодаря.

– Как вас зовут? – спросила священника герцогиня.

– Отец Гийом, – поклонился тот. – Гийом Фронте.

– Я хочу, отец Гийом, чтобы вы заботились об этой девочке и учили ее всему…

– Она и так лучшая христианка в приходе!

– Учили всему, что знаете сами в грамоте и вопросах богословия, – терпеливо закончила герцогиня.

Бросив кошелек Мигелю и сняв с руки перчатку, она провела рукой по голове девочки, но как-то неловко словно впервые в жизни прикоснулась к ребенку.

– Вы еще ко мне придете? – шепотом спросила Жанна, не отрывая от лица герцогини своих широко раскрытых глаз.

У герцогини почему-то комок подступил к горлу.

– Если ты будешь хорошей девочкой, – сдавленно проговорила она.

И вдруг бросилась к выходу почти бегом.

– Это на ваш приход, – только и успел сказать Мигель, втолкнув кошелек в руку отца Гийома прежде чем броситься за своей госпожой.

Священник попятился, еле устояв на ногах от такого дара.

Но на пороге церкви монах вдруг остановился, вернулся к девочке и присел перед ней, упираясь в пол одним коленом.

– Никому не говори об этой даме, ладно? – ласково проговорил он, прикладывая палец к губам.

Ответом отцу Мигелю стал серебристый смех и вновь явленная дырка от выпавшего зуба.

Слуги, ожидавшие возле кареты, заглотив непрожёванными кусками остатки своей трапезы, еле успели вскочить на коней, чтобы сопровождать её светлость и отца Мигеля, который, запыхавшись, влезал в карету почти на ходу. Монах обещал, что в церкви герцогиня пробудет скорей всего достаточно долго, но прошло не более часа как она чуть-ли не бегом(!) вернулась, сама открыла себе дверцу кареты и приказала отправляться немедленно!

Непривычная нервозность госпожи передалась, кажется, даже лошадям. Сорвавшись с места, они выкатили тяжелый дорожный экипаж на проезжую