— А вы не еврей? — поинтересовалсяЛеонид.

— Вроде как нет. А должен был?

Скрипач вздохнул:

— Понимаете… я тут от нечего делатьпопытался посчитать национальный состав населения…

— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался я.

— Оказалось, что основные народы,живущие в России, здесь представлены довольно равномерно. Даже доля таджикскихгастарбайтеров или народностей Крайнего Севера вполне реалистична… а ведь ихтрудно представить играющими в компьютерные игры, так? А вот евреев примерно в три раза меньше, чем должно было быть!

— Прячутся на всякий случай? —спросил я. — Ну, вдруг во всем их обвинят?

Юноша подозрительно посмотрел наменя и покачал головой.

— Нет… я думаю, тут другое. Простоевреи в целом… осторожнее.

— И умнее, — сказал я.

Левинсон посмотрел на меня еще болееподозрительно и не стал это комментировать.

— Нормальный еврей в такуюподозрительную контору не полезет, вербоваться звездным пилотом на такихусловиях не станет… А я — поперся!

— Да перестань, — попытался я егоутешить. — Ты же не знал, что все всерьез.

— Почему? Я как раз был уверен, чтоэто не шутка! В том-то и дело!

— А… — Я кивнул. — Так хотел вкосмос?

— Нет, просто такой дурак… А вы какпопали?

— Со мной все в порядке, — успокоиля его. — Я попал по-русски. В пьяном виде.

— Вот видите! — с такой горечьюсказал Левинсон, словно мое пьяное состояние было… даже не индульгенцией, адоблестью. Помолчал и добавил: — Я скрипку ненавижу! Я и подписал контракт взнак протеста. Чтобы, значит, летать. А не пиликать. Да уж, полетал! На менякак накинулись! Сказали, что я с ума сошел. Что у них с развлечениями полныйшвах. Что платить будут в десять раз круче, чем я пилотом заработаю. И вообще…что в мужские компании суровых пилотов, которые второй год без женщин летают,молодым юношам лучше не соваться…

— Ну, это тебя запугивали.

— Может быть, — с тоской сказалскрипач. — Но кто его знает…

Он допил свое молоко, взял футляр,вежливо поклонился. Я склонил голову в ответ. Левинсон направился к барнойстойке.

Забавно.

Значит, национальный состав России вцелом соблюден?

Это что-то значит? Или случайность?

И почему же, черт возьми, здесь нетамериканцев, французов, немцев, китайцев…

Левинсон расчехлил свою скрипку.Постоял в задумчивости, прижав щеку к деке.

Начал играть.

Ну, неплохо так вроде играл. Я же немузыковед.

Хотя те, кто играет на скрипке сраннего детства и до восемнадцати, в моем представлении должны играть лучше…

С другой стороны, к чему емунапрягаться?

А вот зачем он ко мне подошел и сталплакаться о своей глупости и нелегкой судьбе? Накипело?

Странно как-то…

Я допил свой ликер и решил, что наэтом надо остановиться. А то пригласят на Суд Чести — а я лыка не вяжу.

Тысячного еврея Леонида Левинсона ятоже решил выбросить из головы. Иначе сейчас начну играть в следствие ипридумывать странности на пустом месте. Подошел и подошел… может, накипело упарня…

— Катран. — Ленка подошла ко мне,погруженному в раздумье, совершенно неожиданно. — Хорошо, что ты уже здесь.

Она сменила свой мешковатыйкомбинезон на юбку и блузку. Ну надо же! Туфли на ногах, правда, были грубоваты— но стачать туфли куда сложнее, чем сшить одежду.

— Шикарно выглядишь, — сказал я.

— Угостишь даму коктейлем?

— Да легко.

Я сходил к стойке и вернулся с двумямолочными ликерами — последним из барного ассортимента, что я не пробовал.

— Мои любимые, — сказала Лена. —После того, как абсент запретили.

— Какой абсент?

— Ты знаешь, говорят — почтинастоящий был. Все ингредиенты удалось синтезировать. Но уж слишком сильно билпо мозгам.

— Ясно.

Мы глотнули молочного ликера. Ну…«Бейлис» для бедных. Когда-то в юности мы подобное делали с друзьями из водки исгущенки.

— Ты извини, что я исчезала, —сказала Лена. В глазах у нее плясали озорные искорки. — Мне надо былопоговорить. Выяснить отношения. С бывшим парнем.

— А… — только и сказал я.

— Мне не очень нравится то, что унас сложилось на станции. Ну… я не ханжа, но мне полиандрия не нравится. Как нистранно. У меня всегда был только один мужчина. Они часто менялись, но непересекались.

— Понятно.

— Ты доволен или нет? — резкоспросила Лена. — Или я чего-то себе напридумывала попусту?

— Нет. То есть да. Я доволен. Яочень доволен, Лена. Только это неожиданно…

— Почему у мужчин все неожиданно? —Лена фыркнула. — Ладно. Давай о важном. Сейчас подойдут наши судьи…

— Сюда?

— А почему бы и нет? Эти мероприятияредко афишируют, но и не секретничают. Я кое-что узнала. Мне практически ничегоне инкриминируют. Я оказала сопротивление, даже убила одного из нападавших… вобщем — со мной все в порядке. С тобой сложнее. Ты согласился пилотировать.Отвез их на базу. Более того — именно ты придумал, как сбить нападавшийкорабль.

— Сбила-то ты.

— Ну, тут они не рискуют претензиивыдвигать… Над ними станут смеяться все пилоты — судить Водилу за то, что онасожгла корабль агента администрации из ручного плазмомета…

— И что мне делать?

Ленка пожала плечами.

— Упирай на то, что ты новичок. Чтонас собирались уничтожить. Что ты даже не представлял, что такое возможно —сбить корабль из плазмомета…

— А что мне грозит?

— Корабль могут отобрать! В качествекомпенсации за порчу казенного имущества!

— И все? — удивился я.

— Тебе мало? Сейчас ты пилот. Пустьнеопытный, но с хорошим кораблем. А станешь бепом.

— Бепом?

— Бе-пе — бывший пилот. Есть такоегрубое слово. Как правило, человек, потерявший корабль, начинает работать наподхвате — на станции или на какой-нибудь крупной планетарной базе. Редко комуудается подняться снова…