– Амба…

Они решились высунуться. Удивительно, но она уже не шевелилась,распласталась, разбросав руки, в пронзительной тишине слышался тоненький плеск,хлюпанье, и в бледной полосе лунного света ширилось темное пятно. Лицо, славабогу, было в темноте… Синий сквозь зубы процедил:

– Сидел со мной один урюк, у которого дедушка басмачил.Научил, как это делается по-басмачьи – кончиком в сонную артерию – и прощай… –он нагнулся, вытянул из кобуры на поясе поварихи наган, сноровисто высыпал наладонь патроны. – Мать моя, вся семерочка! Ну, теперь будет чем разобратьсяс нашим Мерзенбургом… С ножиком и пытаться было нечего, а так…

– Семеныч, ты что? – встревоженно спросил Эмиль. –Умом поехал? Их там до черта…

– Гришан, я ж тебя с собой не зову, – оскалился он влунном свете. – Подавайся до лесу, твое дело. Но лично я тут кое-кого всуматохе ур-рою… Держи сумарь. Пора на вольный воздух, а то еще возьмутсяискать эту суку, да и свет могут наладить…

– Семеныч…

– Все, проехали, – бросил Синий. – Тебе во-он в тусторону, там лесок погуще, согласись. Как говорят в штатовских фильмах, это мояпроблема. Рвем!

Он первым пробежал на цыпочках к двери, мимоходом лихоперепрыгнув через бывшую тетку Эльзу, как через бревно, на волосок приоткрылдверь – хорошо смазанные петли не издали ни звука, – посмотрел в щель,распахнул пошире, выскользнул на крыльцо. Следом выбежали остальные.

Вадима пронзило ни с чем не сравнимое ощущениес в о б о д ы – сумасшедшее, пьянящее, кружившееголову. Свобода! Некий бесконечный миг все четверо неуклюже топтались накрыльце – хлебнули столько горького, что от свободы форменным образом отвыкли.Вадим не мог знать, понятно, что чувствуют остальные, но у него самогопромелькнула дурацкая мысль: «Мы ведь у капо разрешения не спросили…»

В лагере продолжалась шумная суета – лай собаки, резкиекоманды, истерические крики, но здесь царила лунная тишина, тени были нереальночеткими, а небо уже начинало бледнеть, подергиваться утренней серостью. Кое-гдемеж деревьями невесомо проползали сырые полосы тумана, и это было, как во сне.

– Вам туда, мне туда, – показал рукой Синий. –Рвите когти, чижики…

Он, зачем-то пригибаясь, кинулся в избранном направлении…

И чуть ли не нос к носу столкнулся с вышедшим из-за углабарака верзилой.

Помповушку тот нес в руке за середину, как обычную палку.Вряд ли он успел испугаться, удивиться, что-то сообразить. Скорее всего,сработал рефлекс. Ружье взлетело вверх, на стволе промелькнул отблеск лунногосияния, и тут же Синий вскинул руку, выстрелы затрещали совсем не страшно, так,словно ломали сухие ветки – раз, два, три!

Верзила – кажется, Ганс-Чубайс – обрушился на землю как-тосовсем не по-человечески, подсеченным манекеном, грянулся так, что, показалось,сотряслась земля. И больше не шевелился.

В следующий миг все смешалось, замелькало, спуталось. Состороны дальнего барака бесконечной чередой затрещали пистолетные выстрелы – иСиний, нелепо взмахнув руками, подпрыгнув, упал, будто поскользнулся на гладкомльду. Наган мелькнул в воздухе, отлетел. На веранде барака все еще мелькалипромельки частых выстрелов, что-то вжикнуло над головой.

Оттолкнув Вадима, мимо пронесся Эмиль, подхватил ружье иоткрыл бешеную пальбу, лихорадочно передергивал цевье. На веранде со страшнымзвоном вылетели стекла, брызнула щепа. Выстрелы враз умолкли.

В эти секунды неразберихи Вадим вдруг совершил нечтонепонятное ему самому: бросился, подхватил упавший совсем рядом наган, нострелять не стал, запихал его в карман бушлата.

– В лес! – прокричал Эмиль, выстрелил еще дважды,встряхнул ружье, будто надеялся, что после этого там откуда-то самым волшебнымобразом появятся новые патроны. Опомнившись, швырнул разряженную помповушку,бросился прочь, подталкивая Нику, пригибаясь.

Вадим кинулся следом. На веранде вновь захлопали выстрелы,но каким-то чутьем удалось сообразить, что они звучат совсем по-другому –стрелок бабахал в небо, укрывшись где-то в углу, вжавшись в пол…

Они достигли первых деревьев, окунулись в туман, миновалиего, вновь оказались в молочно-сизой полосе, насыщенной загадочным лопочущимшорохом. Стреляют? Нет, это они сослепу налетали на сухие ветки, ломая их,царапая лица.

По щеке резануло так, что Вадим невольно взвыл. Наткнулся настоящего неподвижно Эмиля.

– Стоять, сука! – прошипел тот, удерживая Нику. –Будем ломиться, как лоси, по звуку найдут… Тихо… Уходим вправо, шагом, шагом,осторожненько, а то глаза новыхлестываем к такой-то матери…

– Бежим… – по инерции прошептал Вадим.

– Куда ты побежишь? Тихо, говорю! Шагом!

Протестовало сознание, все тело, налитое до кончиков пальцевжаждой бешеного бега, но он остался на месте, увидев у самого лица сквозь туманширокое лезвие кухонного ножа. Ника всхлипнула, что-то неразборчивопробормотала – ей тоже хотелось нестись сломя голову…

Сзади вспыхнул свет, показавшийся ослепительным сияниемпочище атомного взрыва. Ага, наладили предохранители или что у них тамполетело…

Свет не достигал беглецов, но видневшиеся в разрывах туманабараки казались сотканными из ослепительного сияния. Захотелось закопаться вземлю, чтобы вокруг была только непроницаемая чернота.

Под яростный шепот Эмиля они круто повернули вправо, шлигуськом, двигаясь невероятно медленно и сторожко, как слепцы. Руками отводилиот лиц ветки с жесткими иголками, иногда под пальцами с хрустом переламывалсятонкий сучок, звуки эти казались пушечным громом. Эмиль тогда ругался шепотом –а потом неожиданно приказал:

– Стоять!

Раздалась длиннющая автоматная очередь, превосходно слышнобыло, как пули чмокающе шлепают по стволам, срезают ветки. Автоматчик билнеприцельно, широким веером, – и Вадим со звериной радостью определил, чтоэтот гад лупит по пустому месту, метрах в сорока левее от того дерева, гдезатаились они. Поливает наугад, стервенея от безнадежности своих усилий…

Потом раздались гулкие хлопки ружей – опять-таки далеко встороне, картечь впустую дырявила туман, широким веером разлетаясь по лесу.

– Пошел! – Эмиль подтолкнул его кулаком в поясницу.

Вадим осторожно двинулся дальше, частенько спотыкаясь натолстых корнях, вытянув руки.

– Сумка где? – рявкнул на ухо Эмиль.

– Выронил где-то… – покаянно отозвался он.

– К-козел… Шагай!

Следом брела Ника, Эмиль замыкал шествие, а за спиной всееще грохотала остервенелая канонада, слева, вовсе уж далеко, по лесу заметалисьлучи фонарей, сквозь туман видневшиеся широкими расплывчатыми полосами.

У Вадима внезапно ушла из-под ног земля, сдавленно охнув, онпровалился куда-то, треснувшись затылком, сполз на спине. Остался лежать,пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь вокруг. Струившийся над головой туманслегка поредел – ага, нечто вроде узкого, глубокого оврага, дно усыпаноокатанной крупной галькой.