Мне следовало бы убить его совершенно открыто —инсценировать своего рода случайность при обращении с пистолетом.

Я бы изобразил испуг, сожаление, отчаяние. Все бы говорили:«Старый индюк не знал, что пистолет заряжен… Се pauvro vieux[31]».

Я не стал делать этого и объясню почему. Потому, Гастингс,что я люблю азарт.

Mais oui, азарт! Я всегда всё делал с таким азартом, что,если бы сделал иначе, вы бы мне не поверили.

У вас были все возможности докопаться до истины. Если вы неверите мне, давайте рассмотрим все факты.

Во — первых, ключи.

С моих слов вы знаете, что Нортон прибыл в Стайлз послеменя. Вы также знаете, что я сменил комнату после своего прибытия сюда. Вамтакже говорили о том, что у меня исчезли ключи от комнаты, и я заказал другие.

Таким образом, если вы спросите себя: «Кто мог убитьНортона? Кто мог застрелить его и оставить в закрытой изнутри комнате с ключомв кармане?» — ответ будет: «Эркюль Пуаро, поскольку у него есть дубликат ключаот одной из комнат».

Во — вторых, человек, которого вы видели в коридоре.

Я спросил вас, уверены ли вы в том, что этот человек —Нортон? Вы были удивлены. Вы заявили, неужели я хочу сказать, что это был неНортон. Я ответил, что не собираюсь доказывать обратного. (Вполне естественно,поскольку я приложил немало усилий, чтобы навести вас на мысль, что это былименно Нортон.) Затем я спросил о росте. «Все мужчины в доме, — сказал я, —намного выше Нортона». Но был человек ниже Нортона — Эркюль Пуаро. Сравнительнолегко с помощью толстой подошвы или высоких каблуков увеличить рост.

У вас создалось впечатление, что я — беспомощный инвалид. Нопочему? Только потому, что я сказал это. «Поговорите с моим слугой» — таков былмой последний указатель вам.

Отелло и Клути Джон должны были подвести вас к мысли о том,что Икс — это Нортон.

Затем, кто мог убить Нортона?

Только Эркюль Пуаро.

Если бы вы только додумались до этого, всё стало бы на своиместа — всё, что я говорил и делал, моя необъяснимая скрытность, свидетельстваот доктора в Египте, от моего доктора в Лондоне, что я был в состоянии ходить;свидетельство Джорджа, что у меня был парик, факт, который я не смог бы скрытьи который вы должны были заметить, — я хромаю сильнее Нортона.

И, наконец, выстрел из пистолета — моя единственная ошибка.Я знаю, мне следовало выстрелить ему в висок, чтобы навести на мысль осамоубийстве. Но, нет, я выстрелил ему прямо в лоб…

О, Гастингс, Гастингс! Всё это должно было открыть вамглаза.

Но, возможно, в конце концов, вы догадывались? Возможно,когда вы читаете эти строчки, вам уже всё известно.

Я, однако, так не думаю…

Нет, вы слишком доверяете людям.., вы слишком хорошийчеловек…

Что вам ещё сказать? Мне кажется, впоследствии вы узнаете,что Фрэнклин и Джудит знали правду, хотя не говорили вам ни слова. Они будутсчастливы, эти двое. Они не будут богаты, бесчисленные тропические насекомыебудут кусать их, странные болезни будут терзать их, но у всех у нас своипредставления об идеальной жизни, разве не так?

И вы, мой бедный одинокий Гастингс? О, моё сердце сжимается,когда я думаю о вас, дорогой друг. Последуете ли вы, наконец, совету своегостарого Пуаро?

После того, как вы прочитаете это письмо, садитесь на поезд,в машину или в автобус, поезжайте и разыщите Элизабет Коул — она же ЭлизабетЛитчфилд. Дайте ей прочитать эти записи или расскажите, что в них. Скажите ей,что вы, возможно, поступили бы также как и её сестра Маргарэт, только уМаргарэт Литчфилд не было под рукой бдительного Пуаро. Избавьте её от кошмара.Покажите ей, что её отец был убит не своей дочерью, а добрым, симпатичнымдругом семьи, «честнейшим Яго», — Стивеном Нортоном.

Несправедливо, мой друг, чтобы женщина, подобная ей — всёещё молодая и все ещё привлекательная — отказывалась от жизни, так какполагает, что на её семье лежит пятно. Нет, несправедливо. Скажите ей это, мойдруг, вы, который всё ещё нравитесь женщинам…

Eh bien, мне больше нечего сказать. Я не знаю, Гастингс,правильно ли я поступил или нет. Нет, не знаю. Я не думаю, чтобы человек имелправо сам вершить суд…

Но, с другой стороны, я — этот суд. Ещё будучи молодымчеловеком, находясь на службе в бельгийской полиции, я застрелил отчаянного преступника,который сидел на крыше дома и стрелял в людей, проходивших внизу. В случаенеобходимости закон разрешает это.

Лишив жизни Нортона, я спас другие жизни — жизни невинныхлюдей, но до сих пор я не знаю… И возможно к лучшему, что я не знаю. Я был всегдатак уверен, слишком уверен…

Но теперь я как маленький ребёнок говорю: «Я не знаю…»

Прощайте, cher ami. Я убрал ампулы от сердечных приступов,которые лежали около моей постели. Я хочу отдать себя в руки bon Dieu[32].Пускай быстрее свершится его суд!

Мы больше не будем вместе охотиться, мой друг. Здесь быланаша первая охота и наша последняя…

Мы провели вместе прекрасные дни.

Да, это были прекрасные дни».

Я закончил чтение.., и всё ещё не мог поверить.., но Пуароправ. Я должен был знать. Я должен был понять, когда увидел отверстие от пулипрямо посередине лба.

Странно, только что вспомнил я, ведь эта мысль о пулезародилась у меня в то утро.

След на лбу Нортона — как Каинова печать…