Наверняка и сам Ракни думал о том же. Его рука лежала нарукояти меча, и пальцы свело от напряжения. А потом стоявшие ближе другихуслыхали:

– Ты заплатишь мне, Вагн, еще и за то, что я поехал вэту проклятую страну и лишился здесь сына.

И потом, когда огонь взвился особенно яростно:

– Море дало мне тебя, море и отняло. Только вот недумал я, что это случится так скоро.

Долго горело светлое пламя, и дым восходил высоко, обещаясожженным великие почести на небесах. Когда угли завалили камнями, а вопустевшем доме Виглафа стали накрывать стол для священного поминального пира,Хельги сел возле кострища, сложил руки на коленях и опустил на них голову. Лугподошел к нему и наклонился, желая что-то сказать, но Ракни, входивший в дверь,обернулся.

– Ступай в дом, ирландец!

Хельги показалось, что это прозвучало брезгливо. Пусть так.

Луг подошел к конунгу и тихо ответил, глядя в глаза:

– Тебе Оттар был сыном, а мне другом. Его именем прошутебя, Ракни Рагнарссон, позволь мне остаться здесь.

Ракни посмотрел на него, потом на неподвижного Хельги…коротко кивнул и шагнул через порог. Впервые с тех пор, как его назвали вождем,он уступил чьей-то воле. Хорошо знавшие конунга удивились бы меньше, если бы оннемедля свернул шею монаху или приказал повесить нечестивца, пренебрегшегосвященной едой.

А Луг вернулся к Хельги и сел на камень против него. Когдарука Хельги выскользнула из-под головы и повисла, ирландец стащил с Плеч курткуи закутал его, спящего, поудобнее уложив на земле.

…Хельги плыл, теряя силы в холодной воде, и кудрявый пареньсмотрел на него смешливыми голубыми глазами, гладя пригревшегося на коленяхкота. Нет, этот воин не отрубил бы руку, схватившуюся за борт. Скорее он сампрыгнул бы в воду и спас Хельги, если бы тот начал тонуть!

Он и стукнул-то его тогда именно как меньшого братишку, сперепугу наговорившего дерзостей. Ударил бы как следует, и не увидел бы Хельгиникогда свальбардских туманов.

… Хельги греб длинным веслом, и нарыв наливался гноем иболью, пронзая плечо, а Оттар подхлестывал язвительными словами, хорошо зная,что здесь поможет только работа…

…Беленькая гнала легкую лодку, и кот пел победную песню, аОттар протягивал руки, перегнувшись через борт корабля.

Но все не уменьшалась между ними полоска темной воды, и смедленным грохотом раскалывалась ледяная гора, и ужас рос в глазах финскойдевчонки, и все отчаянней взмахивало весло, и соленые капли смерзались назагорелых щеках, ледяной коркой сковывая лицо…

А потом словно бы заплакал маленький мальчик.

Он открыл глаза, и сперва ему почудилось, будто все сбылосьи он был на корабле деда, резавшем небесные волны. Но поистине такое былослишком уж хорошо. Покачивались над головой знакомые облака, и полосатый парусгнал прочь надежду. Значит, смерть опять прошла стороной, Берег Мертвых не хотелего принимать… Хельги повел глазами и увидел на ближней скамье рыжего Луга.

– Да пребудут с тобой Господь и Мария, – сказалирландец. – Что тебе снилось? Расскажи, если хочешь, а я попробуюистолковать.

– Мало хорошего, – ответил Хельги неохотно. –Я слышал плач.

Луг кивнул, нисколько не удивившись. Навряд ли стоилоговорить вслух о том, что это сам Хельги только что плакал во сне. Луг сказалтак:

– Вот и мне больше всего жаль не Оттара, не Карка и нетебя. И даже не Беленькую. Я думаю про ее сына, которому тоже захочетсяразузнать об отце. А что она сможет поведать ему? Они с Оттаром не были вместеи десяти дней…

Хельги рывком сел, открывшееся совпадение ослепило отблескомдалекой грозы: его собственная мать, всего девять дней и ночей пробившая уотца!.. Он даже не спросил, с чего это Лугу вздумалось жалеть Карка, который итак умер слишком легко…

Луг отвернулся, посмотрел вперед. Там уже виднелось устьефиорда и айсберг на мели, который люди, не сговариваясь, нарекли ОттаровойСтамухой. На обратном пути Ракни обошелся без проводников.

Монах проговорил негромко, как бы думая вслух:

– Этому малышу надо будет вырасти похожим на Оттара.Ему пригодился бы старший брат, неплохо знавший отца…

Когда минуют Сумерки Богов и спасенный мир возродится, наОттара будет похож человек по имени Ливтрасир, Сражающийся за Жизнь. Слишкомярко горело в нем живое и горячее пламя, чтобы полностью угаснуть даже напогребальном костре. Людям продолжало казаться – он вот-вот распахнет дверь ивойдет, и все станет как прежде. Никто не садился на его место за общим столом,и Хельги видел, как порой воины поворачивались в ту сторону, желая что-тосказать, спросить или пошутить, и напарывались взглядом на пустоту. Только ПламяБитвы безмолвно поблескивал на стене… Это прекратится не скоро.

Ракни вспоминал сына не чаще и не реже других. Он ни разу невздохнул, когда при нем заговаривали об Оттаре. Однажды в Линсетре женщинахоронила любимого брата, утонувшего в ведьминой полынье под Железной Скалой.Эта женщина почернела от горя, но не выронила ни слезинки, сидела околомертвого и сама выглядела мертвой, пока не подошел старый Эйрик и не отпустилкакую-то очень грубую шутку, мол, ни девкам, ни женам проходу не было от твоегопарня, а вот Ран-великанша, как видно, сумела за себя постоять.

Тут-то она всплеснула руками так, что платье лопнуло подмышками, и хлынули слезы, уносящие из сердца недуг, и мудрый Эйрик первым обнялгорюху…

Ракни, конечно, ни в чем таком не нуждался. Людей вроде негоизлечивают не слезы. Конунг теперь подолгу пропадал один на морском берегу; а,возвращаясь домой, говорил о сражениях или молчал.

За Хельги Виглафссона отомстил сам вождь словен. Отец ещедышал, когда князь зарубил человека, проткнувшего его копьем. Другое дело, этоникого уже не спасло.

За своего родича Ракни поклялся о голове Вагна Морехода иотправился добывать ее в самую вершину моря, на Свальбард. За внучатогоплемянника, который погиб в Скирингссале по собственной глупости, которогоРакни и видел-то последний раз еще в колыбели, зато предостаточно наслышан былот общей родни, – бездельный удался парнишка, не многого от него и ждали!

За Оттара… во всех девяти мирах не нашлось бы уголка, кудане добрался бы конунг, и существа, которое он пощадил бы, творя свою месть. Ноза Оттара убивать было некого. Тролля не вызовешь на поединок. Воду и лед непоразишь ударом меча. А Карк свое уже получил.

Однажды Ракни вернулся с берега раньше обычного и с головыдо ног залитый кровью. Он отстранил воинов, встревоженно бросившихся навстречу:

– Это не моя кровь. Сходите кто-нибудь, обдеритемедведя.

Медведей они видели часто, но до схватки еще не доходило.