Корабль Ракни сэконунга шел на юг. Холодные Берега, давноскрывшиеся в тумане, посылали вслед тяжелые серые облака. Иногда они спускалиськ самой воде, и тогда прятался даже «Лебедь», шедший на расстоянии полетастрелы. Хитроумно был выстроен этот кнарр – под парусом он почти не отставал от«Оленя». Искусные мастера предназначили его не для войны, но путешественниквроде Вагна мог смело отправляться на нем хоть кругом всей земли: он неподведет на середине пути.

Северный ветер тянул прямо в корму, не доставляя большихзабот никому, кроме рулевого. Хельги стоял у форштевня, глядя вперед.

После гибели Оттара ему часто мерещилась какая-топрозрачная, печальная песня без мелодии и без слов. Словно далекий, далекийкрик птичьей стаи, донесшийся из-за туч. Эта песня зазвучала в нем и теперь,стоило вспомнить синие заливы Свальбарда и хребты белых вершин, уходящие загоризонт.

Скоро там начнутся сильные снегопады. Пролетит надпобережьем слепая пурга, белый пух густо покроет оба дома и каменный курган вМогильном фиорде, и придет тишина. Долгая, долгая ночь сомкнётся надСвальбардом, и лишь отблески сполохов будут играть на обледенелых камнях…

Вот так обзаводится человек зарубками на душе и памятнымиместами, властно зовущими его отовсюду, где бы он ни был. Даже мать, еслипопадет когда-нибудь в Гардарики, сразу примется скучать по Линсетру ивздыхать, рассказывая о нем. Подобное не минует и Хельги, и он перестанетненавидеть Холодные Берега, а через несколько зим выстроит себе корабль и захочетпобывать на Свальбарде еще раз. Склонить голову перед курганом, подняться вверхпо лососевой реке и посмотреть-таки, где ее начало… Но сперва он увидится сматерью, поздоровается с горами и воздвигнет памятный камень по Оттару,сожженному так далеко от Норэгр…

Зло родило зло, понял вдруг Хельги, глядя на серые, шершавыеспины волн, лениво обгонявших корабль. Ракни обидел его недоверием, и он полезвон из кожи, доказывая свою правоту. Никогда не ссорившийся с рабами, он непопытался поговорить с Карком по-доброму, высокомерно предпочитая колотить его,неумеху… И Карк мстил – неуклюже и очень по-рабски, исподтишка. И оба не виделив ослеплении, что эта вражда все время била по Оттару. Кот, брошенный в воду,подрезанная веревка и, наконец, голубая пасть ледника… Если Ракни или ктодругой пойдет на Свальбард через год-два, наверняка Оттарова Стамуха еще будетстоять посередине фиорда – памятник злу, которое однажды вырвалось из руктворивших его и само нанесло смертельный удар…

Хельги ощутил чье-то присутствие за спиной и обернулся.Возле него стоял Ракни.

При виде конунга Хельги немедленно вспомнил тот давнийзапрет ходить на нос корабля; наверное, сейчас снова погонит прочь отфорштевня… Однако Ракни промолчал, внимательно разглядывая что-то впереди, хотяна самом деле до берега оставалось еще двое суток пути и вокруг не было ничего,кроме тумана. Хельги уже начало казаться, что конунг, занятый своими мыслями,попросту его не заметил. Но тот неожиданно проговорил:

– Как ты думаешь, твой родич Халльгрим Виглафссонпустит нас с Вагном перезимовать к себе в Торсфиорд?

Хельги ответил:

– Я и сам хотел предложить тебе это. И думается мне,надо будет забрать с собой Беленькую. Она там, наверное, уже строит дом дляБогини, дарующей сыновей.

И добавил, помедлив:

– Конунг, ты назвал меня родичем ХалльгримуВиглафссону…

Ракни спокойно кивнул:

– Мы с Оттаром почти с первого дня в этом несомневались.

Хельги смотрел на него молча, и немой, отчаянный крик рос вего душе. А Ракни продолжал по-прежнему невозмутимо:

– Многим кажется, что Оттар погиб из-за тебя. Если бы ятебя зарубил, его гибель оказалась бы напрасной. Поэтому ты живешь. Я долго нехотел тебе говорить, но лучше скажу. Оттар собирался вступить с тобой впобратимство. Он сам мне говорил. И послушай, что я скажу тебе еще. Тот меч,что принадлежал Виглафу Ворону, я отдам твоему дяде. У него там найдутсянаследники достойней тебя, и он уж сообразит, как распорядиться. Но Оттаробидится на меня, если Гуннлоги достанется не тебе. Все видели, он не захотелвзять его в курган. Ты наденешь этот меч, когда тебя введут в род и настанеттвоя пора совершать мужские дела. А насчет Беленькой ты неплохо придумал. Сындолжен походить на отца. Вот ты и поможешь ей вырастить морехода.

Поистине это была самая длинная речь, которую Хельги слыхалкогда-либо из его уст… Замолчав, вождь повернулся, чтобы уйти к себе на корму.

– Ракни! – сказал Хельги уже ему в спину. –Ракни сэконунг! Можно мне будет еще пойти с тобой на корабле?

– Можно, – кивнул Ракни и опять повернулся, но всеже помедлил, вновь глянул на Хельги и проговорил: – Мне не было особенно тошносмотреть на тебя, когда ты вел корабль в Могильный фиорд. И мой сын клялсяоднажды, будто ты управляешься на руле едва не лучше меня. Пойдем-ка, я хочусам это проверить!

Хельги нахмурился и пошел за ним на корму. Укутанный тучами,впереди и вокруг корабля лежал океан. Холодный северный океан, мглистым кольцомокруживший населенную землю… И кажется людям, что беспределен тот океан инельзя его переплыть.

Теперь я спрашиваю себя: уж не Всеотец ли послал мнеТоргрима, испытывая, хорошим ли станет вождём Эйрик сын Эгиля сына Хаки изХьялтланда… Могучий Один, Отец Богов и людей, вечно стар. У него длинная бородаи всего один глаз. Людям кажется, будто второй глаз он отдал вещим норнам, стем чтобы они позволили ему напиться из источника мудрости, клокочущего подкорнями Мирового Древа.

Был ли то просто залог, как думают люди? Или столь горек навкус оказался дарующий мудрость напиток, что даже славнейший из Асов не смогего вынести и сам в муке вырвал собственный глаз?

В тот год мы зимовали в Раумсдале, у одного крепкого бондапо имени Гуннар. Мы – это Хёгни ярл и все викинги, ходившие на трёх егокораблях. И я, его воспитанник.

Много славных обычаев завещали нам предки. Но самый славный– тот, что велит родовитым людям отдавать детей на воспитание менее знатным.Всё в нем: и великая честь, и доверие младшему товарищу по прежним походам. Идобрая наука для мальчишки, которого называют сыном вождя.

Вот и я рос не дома – в Хьялтланде, на Островах, – а устарого Хёгни. А Хёгни ярл часто бросал якоря во владениях Гуннара бонда, когдаприближалась зима и с нею пора вытаскивать корабли. Гуннар был всегда рад наспринять. Мы ведь приходили к нему не с пустыми руками. Хёгни каждое лето водилнас в походы и когда торговал, когда грабил. У него нигде не было земли исвоего дома. Но зато на Гуннаровом дворе его слушались как самого хозяина.Мудрено ли – морской ярл! Хёгни даже поселил у него единственного человека, которыйзвал его родичем и которого старый ярл берёг ещё больше, чем свои боевыекорабли. У Гуннара жила его внучка, юная Асгерд. Мы с ней выросли вместе. Мыочень дружили, и называли нас женихом и невестой. Я с детства знал, что попрошуеё у старого Хёгни себе в жены, когда подрасту.