– Да, у меня тоже есть предчувствие, что умру я от чегоугодно, только не от скромности, – кивнула Алена (между прочим, она не знала,что произнесла сейчас слова поистине пророческие, ведь умрет она и в самом делене от скромности, а от пули… но не стоит, право же, не стоит забегать вперед,тем паче что у нее впереди еще целых два дня жизни!). – Однако вот вамнавскидку несколько таких неожиданных выводов. Во-первых, значит, существуютдве картины Виктора Васнецова с одинаковым называнием: «Ковер-самолет». Первая,та, что помещена в нашем художественном музее, написана в 1880 году: такзначится на табличке под картиной. Вторая хранится в Доме-музее Васнецова. Инаписана она на тридцать лет позднее, уже в советское время! Давайте о ней показабудем. У меня есть все основания думать, что причина вашего по…

Она чуть не сказала – «помешательства», но вовремяпроглотила опасное словцо, которое, конечно, мигом привело бы Алексея висступление. Но вышла из неловкого положения без малейшей заминки:

– …ведения, которое внушает вам такую тревогу, – именно такартина Васнецова, которая находится в нашем художественном музее. Во-первых,вы ведь рветесь именно туда, а не в какой-то там дом-музей. Во-вторых, вы всостоянии, так сказать, невесомости говорили о совах, о тумане и полете ввысоте. Насколько я понимаю в психологии, именно в состоянии неконтролируемогобреда бо…

Алена снова чуть не совершила непростительной ошибки, едване ляпнув: «больные», однако снова очень лихо проскочила опасное место:

– …льшинство людей проговаривается о самом тайном,сокровенном, о том, что способно навести на верный след. В-третьих, Галина,дочка ваша, обмолвилась, что Лариса в последнее время очень увлекаласьсказками. Еще один прямой намек! И ваш сосед, ну, этот Николай Дмитриевич,гистолог он, что ли, по профессии, брал у вас почитать книгу «Язычество древнихславян». Не знаю, кому она принадлежала, вам или вашей жене, но мне почему-токажется, что именно Ларисе. У меня создалось впечатление, что она писала илисобиралась писать какую-то работу, которая касалась магических знаков,изображенных на изнанке ковра-самолета и придающих ему некую волшебнуюдвигательную силу. Кстати, ничего удивительного в такой теме нет: еслиакадемику Проппу позволено было на полном серьезе исследовать роль Бабы-яги какпривратницы царства мертвых, то почему сотрудник художественного музея ЛарисаСтахеева не могла исследовать влияние узоров, изображенных на изнанкеваснецовского ковра-самолета, на его, так сказать, потолок высоты, скоростьполета и аэродинамические функции? И если бы вы поискали среди каких-то бумагвашей жены, вы бы, может, нашли некие записи… Думаю, Лариса интересоваласькартиной Васнецова очень глубоко, очень серьезно. Возможно даже, что она непросто статью, а диссертацию собиралась писать. И знаете, почему я так думаю?Только вы не обижайтесь, ладно? У меня складывается совершенно фантастическоевпечатление, что именно чрезмерный интерес вашей жены к данной картине повлиялна ваш… ну, так сказать, выбор объекта разрушения.

– То есть хотите сказать, что она мне при жизни настолькоуши прожужжала этим ковром, что я на его почве спятил? – снова усмехнулсяАлексей, но на сей раз без всякого ехидства и довольно криво. – Ну так вот чтоя вам скажу: я о картине Васнецова от вас впервые в жизни – понимаете, впервыев жизни услышал.

– Ну, значит, было какое-то опосредованное влияние, – упрямопроизнесла Алена, нипочем не желая расставаться со своей догадкой. – Бытьможет, Ларисина смерть и страдания, которые вам пришлось в связи с неюперенести, произвели такое странное влияние на ваш мозг. Разрушительноевлияние! Кстати, а почему вы ни разу не говорили мне, что Лариса работала вхудожественном музее?

– Да как-то к слову не пришлось, – отвел глаза Алексей, нотут же резко повернулся к Алене: – А, что врать! Потому и не говорил, чтобы выименно такого вывода не сделали – о семейном, так сказать, сдвиге по фазе.Главное, вы все точно угадали: Лариса была явно не в себе. Но, слово даю, я незнал, из-за какой именно картины ее так в дугу гнуло. Она очень многое от меняскрывала, и, если вела какие-то записи, я о них ничего не знаю. Думаю, что иГалина тоже не знала, она видела только внешние проявления помешательства: чтомама сказки читает запоем. Однако Лариса читала не только сказки, не толькоРыбакова. Она читала все, что могла достать, о славянских рунах – Асовакакого-то, Пенина, если не ошибаюсь, потом еще Егора Классена, это уж вообщепозапрошлый век, ну и так далее. Редкие книжки ей в библиотеке добывала МайяКлимова – они дружили с Ларисой, ну а у Майи, в свою очередь, есть подруга внашей областной библиотеке.

– Точно, – кивнула Алена. – Есть. Я ее знаю, ЕлизаветойПетровной ее зовут.

– Вы с Майей-то о Ларисе успели поговорить? – спросилАлексей. – Или только о берлинской лазури беседовали?

Алена усмехнулась. Алексей опять ехидничает? Ну так получи,фашист, гранату!

– Только собиралась, – ответила Алена с самым невиннымвидом. – Но не успела. Ваш звонок помешал.

Батюшки-матушки! Ну что за мужчина нынче нежный пошел – залилсякраской, аки красна девица! Ох, кажется, неспроста Майя чирикала с Алексеем потелефону так нежно и ласково. Ох, неспроста! Что-то здесь есть, да, что-то естьмежду ними двумя. И, возможно, было при жизни Ларисы…

Ого! А не Майя ли та загадочная дама, к которой хаживалАлексей от жены? Не ее ли он не хотел впутывать в темную историю с гибельюЛарисы? Вообще-то да, в том есть свой резон: в алиби, которое подтвердила быМайя, мало кто поверил бы – работала вместе с погибшей, крутила роман с еемужем… Кто знает, не сговорилась ли парочка убрать с пути мешающую жену? Ведьтолько в известной поговорке говорится: жена, мол, не стена, подвинется, а насамом деле законные жены – та-а-ки-ие несдвигаемые стены, что порою никакимтротиловым эквивалентом их с места не сковырнешь.

И тогда приходит на помощь окованный железом, старинный,тяжелый сундук…

Глупость! Редкостная глупость!