— Ты что, злишься, что я с ним встречаюсь? Ты мне неотец, Дольф. Я имею право встречаться с кем хочу.

— Как ты можешь терпеть его прикосновения?

И снова гнев, злость.

— Ты хочешь его убить за то, что он мойлюбовник? — Я не смогла скрыть удивления.

Он не смотрел мне в глаза.

— Ты меня не ревнуешь, Дольф, и это известный нам обоимфакт. Тебе не нравится, что он не человек?

— Он вампир, Анита. — Он наконец посмотрел мне вглаза. — Разве можно трахаться с трупом?

Уровень эмоций был слишком личным, интимным. И тут до менядоперло.

— Дольф, какая женщина в твоей жизни трахается снежитью?

Он шагнул ко мне, дрожа всем телом, огромные руки сжались вкулаки. Почти багровой волной ярость залила его лицо. Скрипя зубами, онпроговорил:

— Выметайся.

Я хотела что-то сказать в извинение, но говорить былонечего. Осторожно пробираясь мимо него, не спуская с него глаз, я вышла вкоридор. Но он остался стоять, овладевая собой. Зебровски вывел меня из камерыи закрыл за нами дверь.

Будь я в компании другой женщины, мы бы тут же обсудили, чтосейчас произошло. Будь я в компании нескольких женщин, мы бы тоже обсудили. НоЗебровски был копом. А копы на личные темы говорить не будут. Если ты случайноузнаешь о чем-то личном, по-настоящему больном, ты будешь на фиг молчать —разве что сам объект захочет об этом говорить. К тому же я не знала, чтосказать. Если жена Дольфа обманывает его с трупом, я не хотела об этом знать. Унего два сына и нет дочерей — кто еще это мог бы быть?

Зебровски провел меня через замолчавшую комнату персонала.Когда мы вошли, к нам повернулся человек. Он был высокий, темноволосый, ссединой на висках. Четкие суровые черты лица начали расплываться на краях, ноон был красив мужественной красотой, что-то вроде Мальборо. Что-то в нем былознакомое. Но лишь когда он повернулся и стали видны следы когтей на шее, я егоузнала. Орландо Кинг был одним из первых охотников за скальпами в стране, покаего чуть не убил один одичавший оборотень. Легенды не сходились в том, что этобыл за зверь: кто говорил — волк, кто — медведь или леопард. Подробностиразрастались так обильно, что я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь знал правду, кромесамого Кинга. Кинга — и оборотней, которые чуть его не убили, если, конечно, невсе они погибли при этой попытке. У него была репутация охотника, от которогоеще никто не уходил, который никогда не прекращал преследования, пока не убивалсвою дичь. Он зарабатывал хорошие деньги, читая лекции в стране и за еепределами. Заканчивал он обычно тем, что снимал рубашку и показывал шрамы. Какна мой вкус, это слишком отдавало цирком, но ладно — не мое же тело. И еще ониногда консультировал полицию.

— Анита Блейк, это Орландо Кинг, — представил егоЗебровски. — Мы его пригласили помочь обвинить графа Дракулу в убийстве.

Я сердито взглянула на Зебровски, но он лишь осклабился вответ. Он будет обзывать Жан-Клода кличками, пока я не перестану реагировать.Чем раньше я это сделаю, тем раньше ему надоест.

— Миз Блейк, — заговорил Орландо Кинг глубоким,рокочущим голосом, который я помнила по его лекциям, — я очень рад видетьвас живой.

— А я очень рада быть живой, мистер Кинг. Последнийраз, когда я вас слышала, вы читали лекции на западном побережье. Надеюсь, вамне пришлось прервать поездку, чтобы участвовать в раскрытии моего убийства.

Он пожал плечами, и что-то в этом было, создававшее иллюзию,что он выше, шире, чем на самом деле.

— Нас, тех, что посвятили свою жизнь борьбе смонстрами, так мало. Как я мог не приехать?

— Я польщена, — ответила я. — Я слышала вашулекцию.

— Да, вы потом подходили ко мне поговорить.

— Польщена еще раз. Вы за год встречаете тысячи людей.

Он улыбнулся и тронул меня за левую руку — едва-едва.

— Но среди них мало тех, чьи шрамы под стать моим. И вэтом бизнесе нет даже вполовину таких симпатичных.

— Спасибо.

Он был старше меня поколения на два, и я решила, что егокомплимент — не заигрывание, а привычка.

Зебровски скалился, и по этой ухмылке можно было понять: онне считает, что Кинг всего лишь вежлив. Я пожала плечами и не стала обращатьвнимания. Давно уже я поняла: если делаешь вид, что не замечаешь, когда мужчинас тобой заигрывает, почти всем им надоедает, и они перестают.

— Я рад снова видеть вас, миз Блейк. Тем более живой.Но я знаю, что вы спешите, чтобы успеть до рассвета выручить вашегобойфренда-вампира.

Едва заметная пауза послышалась перед словом «бойфренд». Явгляделась в его лицо — оно было нейтральным. Ни осуждения, ни порицания —только улыбка и доброжелательность. После ража, в который вошел Дольф, приятныйконтраст.

— Спасибо, что вы понимаете.

— Я был бы рад возможности поговорить с вами до моегоотъезда.

Опять мелькнула мысль, не закидывает ли он удочку, и ясказала единственное, что пришло мне в голову:

— Для обмена опытом?

— Именно.

Я просто не понимаю, как действую на мужчин. Я не настолько привлекательна— или, быть может, не вижу в себе этого качества. Мы пожали друг другу руки, ион не стал удерживать мою ни на секунду дольше, чем нужно, не стискивал ее,никак ничего не сделал такого, что делают мужчины, когда заинтересованы. Может,я просто становлюсь параноиком насчет мужчин?

Зебровски вывел меня через море столов забрать Натэниела.Полицейская, детектив Джессика Арнет, одна из новичков в группе, все ещеразвлекала Натэниела. Она глядела в его сиреневые глаза так, будто в них былагипнотическая сила. Ее не было, но Натэниел действительноумел слушать. Средимужчин это бывает редко, и потому ценится даже больше, чем красивое тело.

— Натэниел, нам пора.

Он тут же встал, но успел бросить детективу Арнет такуюулыбку, что у нее глаза заискрились. В обычной жизни Натэниел — стриптизер, такчто охмуряет он совершенно инстинктивно. Он, кажется, одновременно и осознает,и не осознает своего действия на женщин. Когда сосредоточится, то понимает, чтоделает. Но когда он просто входит в комнату и к нему поворачиваются головы, онне замечает.

Я тронула его за локоть:

— Скажи тете детективу «до свидания». Мы уже спешим.

— До свидания, тетя детектив, — сказал он. Яподтолкнула его к двери.

Зебровски вывел нас наружу. Наверное, не будь с намиНатэниела, он бы продолжал задавать вопросы. Но Натэниела он видел впервые и неочень знал, что при нем можно обсуждать. Так что он молча довел нас до комнатыоформления задержанных, где в одном из трех кресел сидел Жан-Клод. Обычно здесьвсе время толпится народ, приходит, уходит, а поскольку места здесь как вчулане, кажется очень людно. А сейчас место занимали два торговых автомата дарегистратор за своим зарешеченным окошком — новое название, поскольку слово«тюремщик» из моды вышло. Впрочем, три тридцать утра.