Натэниел заехал на парковку «Цирка проклятых», возле заднеговхода. Было еще темно, когда мы вышли, но в воздухе уже ощущался грядущийрассвет. Приближение утра чувствуется кончиком языка.

Джейсон открыл внешнюю дверь, будто ждал нас. Так, наверное,и было. Жан-Клод бросился к двери, ведущей на лестницу. Мы пошли за ним, но онбросил через плечо:

— Мне надо принять душ до рассвета.

И он покинул нас, мелькнув в двери. Мы пошли по лестницемедленнее, рядом, поскольку крупных людей среди нас не было.

— Как жизнь? — спросил Джейсон.

Я пожала плечами:

— Почти все зажило.

— Только вид у тебя сильно потрясенный.

Я снова пожала плечами.

— Понял, не дурак. Ты не хочешь говорить на эту тему.

— Ты прав.

Джейсон оглянулся на Натэниела:

— Ты остаешься ночевать?

— Остаюсь?

Я поняла, что вопрос обращен ко мне.

— Конечно. Если надо будет, отвезешь меня домойзавтра... то есть уже сегодня.

— Да, я остаюсь.

— Тогда можешь ночевать со мной. Слава Богу, койкабольшая и не много видит гостей.

Я глянула на Джейсона:

— Жан-Клод ограничивает твой круг общения?

Он засмеялся:

— Нет, не совсем так. Просто женщины, которые сюдаприходят, помешаны на вампирах. Они хотят спать на подземной кровати «Циркапроклятых». И хотят они не меня, а ручного вервольфа Жан-Клода.

— Я не думала... — Я прервала фразу, поняв, чтоэто оскорбление.

— Давай, не стесняйся.

— Я не думала, что ты такой разборчивый.

— Первое время не был. Но сейчас мне как-то не хочетсябыть с женщинами, которым я нужен лишь чтобы похвастаться подругам, что,дескать, спала с оборотнем или на кровати, где спят вампиры. Как бы ни было этоприятно на несколько минут, у меня такое чувство, что они приходят ко мне как куроду в кунсткамере.

Я взяла его под руку и чуть сжала:

— Джейсон, не поддавайся этому чувству. Ты совершенноне урод.

— Кто бы говорил!

Я отодвинулась:

— И что это значит?

— Ничего, прости, случайно сказал.

— Нет, ты объясни!

Он вздохнул и прибавил шагу, но я была в кроссовках и неотставала. Натэниел шел следом, не говоря ни слова.

— Объясни, Джейсон!

— Ты ненавидишь монстров. Тебе противно быть не такой,как все.

— Это неправда!

— Ты смирилась с тем, что ты другая, но тебе это ненравится.

Я открыла рот, собираясь возразить, но пришлось остановитьсяи подумать. Не прав ли он? Я ненавижу тех, кто не такой? И монстров ненавижу зато, что они другие?

— Может быть, ты прав.

Он оглянулся, вытаращив глаза:

— Анита Блейк признает, что может быть не права? Ух ты!

Я попыталась сделать сердитое лицо, но улыбка испортила весьэффект.

— Мне и самой надо привыкать быть монстром — так яслышала.

Он посерьезнел:

— Ты действительно станешь леопардом-оборотнем?

— Вот скоро и узнаем.

— И тебе это нормально?

Моя очередь настала рассмеяться, хотя и невесело.

— Нет. Совсем не нормально, но что случилось, тослучилось, и этого уже не поправить.

— Фатализм, — сказал он.

— Прагматичность, — возразила я.

— Это одно и то же.

— Нет, здесь ты не прав.

Джейсон обернулся на идущего чуть позади Натэниела:

— А ты как относишься к тому, что она станет леопардом?

— Я по этому поводу промолчу.

— Ты ведь рад, да? — Оттенок враждебности слышалсяв интонации Джейсона.

— Нет.

— Теперь она останется вашей Нимир-Ра.

— Быть может.

— И ты этому не рад?

— Джейсон, прекрати. Ричард мне излагал свою гипотезу,что Грегори нарочно меня заразил.

— Ты говорила с Ричардом? — Он явно этого не ждал.

— К сожалению.

— И ты знаешь, что случилось?

— Насчет того, что ваши ребята взяли Грегори? Да. Ядаже говорила с Джейкобом по телефону.

Джейсон был удивлен:

— И что ты ему сказала?

— Умрет Грегори — умрет Джейкоб.

— Джейкоб хочет стать Ульфриком.

— Это мы тоже обсудили.

— И что он сказал?

— Он не станет вызывать Ричарда до конца ближайшегополнолуния. Ты лучше подбодри Сильвию, потому что, как следует из предыдущего,Джейкоб должен ее победить в ближайшие две недели.

— А почему он ждет конца полнолуния?

— Потому что в противном случае я пообещала его убить.

— Анита, нельзя так подрывать авторитет Ричарда.

— Его не надо подрывать, Джейсон. Ричард отлично с этимсправляется сам.

Мы уже спустились. Тяжелая дверь еще качалась там, гдепролетел Жан-Клод.

— Ричард — мой Ульфрик.

— Я тебе не предлагаю перемывать ему косточки. Онразрушил структуру своей власти в стае, и это не предмет для сплетен, а голыйфакт.

Джейсон остановил меня у двери:

— Может, если бы ты не уходила, ты смогла бы егоотговорить.

Наконец-то я рассердилась:

— Во-первых, у тебя нет права критиковать, что я делаюили чего не делаю. Во-вторых, Ричард уже большой мальчик и сам принимаетрешения. В-третьих: никогда, никогдабольше не лезь ко мне со своей критикой.

— Ты мне уже не лупа, Анита.

Гнев ударил изнутри обжигающей волной, сжал плечи, руки,пролился до пальцев. Никогда раньше я не испытывала столь быстрой и стольполной ярости. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы взять себя в руки и не ударитьнаотмашь. Что же это со мной такое?

— Что с тобой? — спросил сзади Натэниел.

— Ничего хорошего.

— Послушай, — сказал Джейсон, — ты меняпрости, но я не хочу, чтобы Джейкоб оказался во главе стаи. Я ему не доверяю.Пусть Ричард мягкосердечный слюнтяй, убежденный реакционер и кто угодно, но онпарень честный и интересы стаи искренне ставит выше своих. Я не хочу этоготерять.