— Моя очередь, — тихо сказал он, включая свет вванной и закрывая за собой дверь.

— Ты прелестно выглядишь, — сказал Джейсон.

— Джейсон, прекрати комплименты. Мне и без тогочертовски неловко в этом гарнитуре.

— Так сними его, кто тебе мешает?

Я сердито на него посмотрела. Он похлопал по кровати рядом ссобой, ухмыляясь:

— Иди ложись.

— Разозли меня, и я тебя отправлю спать в твою комнату.

— Жан-Клод велел мне оставаться сегодня с тобой.

— Я могу настоять. — Мой пистолет лежал на одежде,под рукавом.

— Если бы ты меня могла застрелить только за то, что ядразнюсь, я бы давно уже был бы мертв.

— Джейсон, я тебя прошу, у меня была трудная ночь.Пожалуйста, веди себя прилично хоть в этот раз.

Он вскинул руку в бойскаутском салюте:

— Честное слово, кусаться не буду.

Это напомнило мне о Мике и заставило покраснеть, что вданной ситуации было совершенно неуместно.

Джейсон вытаращил глаза:

— Такой реакции я у тебя еще никогда не видел. Надобудет запомнить реплику.

— Ты мне просто напомнил об одной вещи, которая менясмутила, вот и все.

Улыбка его стала чуть поуже.

— Я так и знал, что дело здесь не во мне.

— И нянчить твое самолюбие я тоже не собираюсь,Джейсон. Занимайся этим сам.

— Как всегда. — Улыбка его исчезла, лицо сталосерьезным. С соломенными волосами и синими глазами он как-то неуместносмотрелся на черном шелке; его выгоднее оттенял бы какой-то другой цвет.Конечно, кровать эта была создана как фон не для Джейсона, а для Жан-Клода.

Этой мысли хватило. Я ощутила его в гробу, мертвым для мира,ушедшим туда, куда после восхода солнца уходят вампиры. Ощущение было далеким,неспособным меня удержать или мне помочь. От него лишь веяло холодом и ещебольшей неуверенностью.

Я прислонилась к тяжелому вишневому столбу кровати, опираясьна него рукой. Но у меня недостаточно большая кисть, чтобы взяться за такой широкийстолб. Кровать была большая — не меньше двуспальной.

— В чем дело, Анита?

Я покачала головой:

— Мне не хочется об этом говорить.

— Извини, я буду вести себя прилично. Обещаю.

— И дразниться не будешь?

Он попытался сохранить серьезность, но улыбка пробилась.

— Я бы обещал больше не дразниться никогда, если быдумал, что смогу сдержать слово. Но я обещаю постараться сегодня тебя больше недразнить. Годится?

Я не могла не улыбнуться:

— Думаю, это честно. — И я села на край кровати.

— Ты сегодня будто потерянная.

Это было так близко к тому, что я сама о себе думала, что яповернулась к нему.

— Это так заметно?

— Только для того, кто тебя знает.

— И ты меня настолько хорошо знаешь, Джейсон?

— Иногда. А иногда ты меня полностью поражаешь.

Я натянула одеяло и влезла под простыню, сбросив тяжелоеатласное покрывало. И оставила прилично места между собой и Джейсоном. Пистолетя сунула под подушку, поставив его на предохранитель. И — дополнительнаяпредосторожность — поскольку я спала с теми, кто пистолетами не пользуется, вкамере не было патрона.

— Честно, Анита, можешь придвинуться ближе, я будуприлично себя вести.

— Знаю.

— И не потому, что это не понравилось бы Жан-Клоду иРичарду.

— Ричард уже со мной не встречается, Джейсон. Он уже немой. — Даже от этих слов мороз пробежал по коже и засосало под ложечкой.

— Может, он так говорит, но если он узнает, что япытался что-нибудь предпринять, что-нибудь серьезное, он меня заставит об этомпожалеть.

— Почему?

— Пусть он с тобой не встречается, но я готовпрозакладывать любимую часть тела, что он не потерпит, если ты будешьвстречаться с любым другим вервольфом. То, что он не может тобой обладать, ещене значит, что он тебя не хочет.

Я смотрела на него, обняв покрытые простыней колени:

— Когда это ты стал таким умным?

— У меня бывают просветления.

— Что да, то да. — Я не смогла сдержать улыбки.

Мы еще оба улыбались, когда Натэниел вышел из ванной.

— Натэниел, выключи свет.

Он выполнил мою просьбу, и чернота стала полной. Светуправлялся от таймера, и через несколько часов должен был постепенновключиться. Но до тех пор темнота будет настолько плотной, будто кто-то пролилчернила. Обычно темнота меня не беспокоила, но сейчас вызвала приступклаустрофобии, будто меня зажала чья-то большая черная ладонь. Рядом с кроватьюстоял Натэниел — я его чувствовала.

— Пожалуйста, включи свет в ванной и оставь дверьоткрытой.

Он вернулся и сделал, как я попросила. Одна из приятных чертНатэниела — он не спорит с приказами. Когда-то это меня раздражало, сейчас яиногда на это рассчитывала.

Он оставил щелку в двери, так что косая полоска света падалаоттуда и ложилась рядом с кроватью.

Натэниел приподнял простыню и залез в кровать, не говоря нислова. Но это значило, что я должна подвинуться к Джейсону. Нащупав пистолет, япередвинула его вместе с подушкой. Но Натэниел меня не теснил, и между намивсеми оставалось еще достаточно места. Не столько, сколько мне хотелось бы, новсе же. Я даже могла перевернуться сбоку набок, никого не задев. Конечно, нетак просторно, как я сплю дома. Натэниел и остальные леопарды домасворачиваются в большие клубки. Последние полгода я по большей части спаласреди них. К сожалению, дошло до того, что я, когда спала одна, чувствоваласебя одиноко.

Натэниел машинально перевернулся набок, повернувшись ко мнеспиной, ожидая, когда я сокращу между нами дистанцию. Он уже убрал волосы наодну сторону, как убирают с дороги одеяло, оставив голой гладкую шею. Я полежаласекунду-другую, потом подумала: да и черт с ним. И придвинулась к нему,прижалась к гладкой теплоте его тела, обняв его рукой за талию. Он был на парудюймов выше меня, как раз настолько, что я, чуть сдвинувшись вниз, моглауткнуться лицом к нему в спину, в ямку между лопатками. Так мы отходили ко снууже довольно давно.

— Вот теперь я чувствую себя лишним, — сказалДжейсон.

Я вздохнула, чуть крепче прижав к себе Натэниела.

— Ты обещаешь ничего не пытаться?

— Обещаю быть хорошим.

— Это не то, о чем я спрашивала.